так холодно…
Советник задумчиво провел кончиками пальцев по ее щеке, спустившись к шее. Рука замерла.
– Домианос?.. Что вы делаете?
Лорд Морнэмир обхватил ее горло и выдохнул в губы:
– Помогаю вам согреться.
Он разорвал ее панталоны из тончайшего хлопка и острые пальцы впились в бедра. Подняв графиню, мужчина припечатал ее к стене, не давая ни секунды перевести дыхание. Прикосновения к телу балансировали между болезненной похотью на грани исступления и вожделенным нетерпением. Она ощущала, как тяжелеют затекшие конечности, а твердый шершавый камень царапает кожу при каждом толчке о стену. Девушка была лишь инструментом в его руках. Веретеном, помогающим своять нить в мир временного облегчения от мирского. Но несмотря на боль и жаркий стыд, Аделаида чувствовала смущение, вызванное тем, что все внимание Домианоса сосредоточилось на ней – всецелое и поглощающее. Сейчас для него не существовало ничего, кроме нее одной. Кроме сконцентрированности на его движениях и на ее сладостных содроганиях. Наконец лорд освободил ее запястья от плена железной тяжести, и аристократка облегченно вздохнула.
Его руки, одним взмахом милующие и казнящие, вершащие людские судьбы. Его подавляющая и такая пленительная властность, которой она всегда покорялась добровольно. Каждый раз он давал ей этот выбор. Снова и снова. И каждый раз Аделаида выбирала подчиниться ему.
Девушка обняла его липкое горячее тело, цепляясь за шею как за последнюю опору на пути неистово бурлящего огненной кровью Флегетона, стремящегося унести ее на второй круг ада. В смертоносные объятия Миноса. Казалось, он упивался ее страхом и трепетом больше, нежели чем-либо другим. Стыд болезненным жжением, как от шлепка по щеке, растекался по телу.
– Посмотреть на вас, так вы смущены и стесняетесь. А ведь говорили, что в этом браке и речи не может идти о чувствах.
– Я имела в виду… любовь.
– Любовь? Что есть любовь? Противоположность ненависти? Если так, то первое – лишь скудная пустота в сравнении с полнотой второго.
– Вы ненавидите меня?
– Я пылаю заживо, Адель. Каждую секунду своего существования. Но с тобой… с тобой я избавлен от этих мучений. Ибо ты приняла этот огонь на себя, разделив мою боль. Я благодарен.
Голос лорда в определенные моменты менялся под давлением нарастающего возбуждения. Подрагивал как их тени, гладящие громадный силуэт Железной Девы. Преломлялся как пламя факелов на стенах. Она промолчала, но эти слова на долгие годы отпечатались где-то на подкорках сознания. Затекшие мышцы ныли. Зябкое нагнетающее давление мрачного помещения и его тело – единственный оплот тепла, к которому девушка невольно потянулась. Как тянется замерзающий ребенок к огню от упавшей молнии.
– А вы? Ненавидите?
Взгляд Аделаиды невольно окинул многочисленные ожоги и шрамы, узорами боли испещряющие спину и грудь мужа, которые она старательно пыталась