и невесть сколько провела без сознания. Воспоминания пришлось собирать по кускам, и я до сих пор не уверена, произошло вчерашнее по-настоящему или приснилось. Если это демоны или призраки, если они – настоящие – то не отпустят меня никогда. Не вернут мне ребенка и не дадут умереть. Кажется, мне нужно готовиться к самой чудовищной участи, и я не знаю, как быть.
Почему только демоны, кем бы они ни были, появились так поздно, зачем столько дней держали в неведении, за чем наблюдали?
И где, черт подери, мой ребенок?
Я не приходила в себя. Заторможенность не отпускала, мыслями я была далеко. Страх поселился внутри и не желал уходить.
В прошлой свободной жизни, случись со мной что-то хотя бы вполовину такое же страшное как вчера, я уже опустошила бы холодильник в попытках заткнуть рот тревоге и ужасу.
А теперь есть не хотелось. Я оставила открытую банку фасоли у щели в полу, завернулась в одеяло и села напротив, решила дождаться мышонка.
Мне было страшно подумать, что он не вернется. Как однажды мог не вернуться мой сын.
Это случилось год назад, весной, когда всё уже таяло.
Мы с Максом отправились в парк на прогулку, точно так же, как ходили до этого тысячу раз. Что может быть лучше, чем парк возле дома: воздух, птицы, высокие клены, блюдца озер с плакучими ивами, бесстрашные белки. И мы вдвоем, такие близкие и такие счастливые.
Снега в том году выпало мало, но озера успели остыть и стояли затянутые белой коркой, слегка подтаявшей в солнечный день. На льду расселись степенные утки, серые с изумрудными шеями, распушившиеся и самодовольные. И я, такая же самодовольная и степенная, раскинулась на лавочке у детской площадки, где Макс как заведенный прыгал от одной качели к другой.
Мы уже обошли весь парк целиком, я устала, весеннее солнце разморило меня, и хоть я и старалась бороться с дремотой, она оказалась сильнее. Веки сами собой закрывались. Ничего же не будет, думала я. Сын при деле, парк полностью безопасен, я сразу проснусь, если вдруг…
Я заснула. Минут на десять, не больше.
Проснулась от крика.
От его истошного крика.
Макса не было на площадке.
Я вскочила, будто меня скинуло с этой проклятой лавки, тут же бросило в жар. Вертела головой, но не видела сына. Пустые качели ещё продолжали движение, уже без него.
Он кричал. Звал на помощь, а меня не было рядом.
Страх разрывал меня изнутри. Воздух плавился перед глазами. Горло свело так, что я не могла даже пискнуть.
Сын кричал.
Солнце. Озеро. Лед.
Я сорвалась с места в ужасе от догадки. До озера рукой было подать, даже если ты трехлетний ребенок, особенно если ребенок, который вдруг заскучал.
Он был там.
Лед проломился в двух десятках метров от берега, ровно где мы до этого видели уток. Сын любил всё живое, он вернулся к ним, чтобы погладить. И провалился.
В проломе посреди льда и черной воды бился мой мальчик. Его красные рукавички мельтешили на белом, он цеплялся за край, но тот обламывался, и обламывался, и снова, и снова.