тебя эту ерунду. Что у тебя на работе?
Она неуверенно пожала плечами. Что у нее на работе? Что у нее может быть в таком городе? Ну, кроме производственных травм, которые из-за секретности до больницы «не довозят»?
– Сопливые носы, больничные и аллергии. Здесь много аллергиков, знаешь ли.
Дэвид хмыкнул.
– Действительно. Тебя что-то тревожит?
Больше всего Габриэлу тревожила простая мысль о неполноценности их семьи. Но перекладывать на мужа собственные страхи, что она никогда не сможет стать матерью из-за проклятых экспериментов, которые коснулись ее, пусть и совсем чуть-чуть, но смогли нанести вред если не телу, то душе, она не хотела. Габриэла с детства привыкла справляться сама. Когда ты проходишь через ад и выживаешь, когда ты взрослеешь в концлагере, когда, проведя там несколько лет, ты попадаешь в атмосферу тепла, ты не можешь в это поверить. Много лет она просыпалась с глухим криком.
Освободив девочку из лагеря, Давид сумел найти для нее приемных родителей и избавил исстрадавшуюся душу от гнета сиротства. Но даже теплый дом, еда, задушевные разговоры и маленькая сестра не помогали Габи так, как этот синеглазый парень, который от встречи к встрече становился все серьезнее и крепче. Его тщедушная после войны фигура обретала мощь, взгляд становился глубже, из него постепенно уходила обреченность.
Они поженились, когда Габриэле исполнилось восемнадцать.
Прошло уже много лет. Слишком много лет. Но упрямый организм отказывался зачать ребенка. Дэвид и Габриэла не говорили об этом. А, наверное, стоило поговорить. Ей тридцать. Давно пора рожать.
– В этом городе что-то стали часто гибнуть люди.
Взгляд темно-синих глаз мужа остановился на ее лице. Дэвид неожиданно посерьезнел, как будто сам не догадывался о такой простой вещи. Или привык к смерти так, как и все, прошедшие через войну.
– Действительно.
– Как будто кто-то старательно отводит внимание от главного.
– Милая, не читай больше Агату Кристи.
Габриэла улыбнулась, но в этой улыбке не было ни грамма веселья. Впрочем, муж тоже не смеялся. Он подтянулся, сел в постели и тяжело привалился к спинке кровати. Взъерошил густые волосы и посмотрел на жену серьезным холодным взглядом. Привычным холодным взглядом ученого. Никаких эмоций, только внимание. Расчет. Она давно привыкла не принимать подобное на свой счет.
– Или ты права? – вдруг спросил он. – Десять лет назад в лаборатории трагически погиб отец Арнольда Нахмана. Говорят, он поскользнулся на реагенте. Потом смерть коснулась всех руководителей. Да… Эскотт, Фир.
– За десять лет – это нормально.
Дэвид прикрыл глаза.
– Да, но все умирали в контуре лаборатории. То сердечный приступ, то несчастный случай.
– Теперь, кажется, тебе стоит отложить в сторону детективы, милый.
Она потянулась к нему с поцелуем, но Дэвид отстранился.
– А что, если все это не случайно?
Габриэла обхватила себя руками. В теплой квартире стало до дрожи холодно, а в глазах любимого человека не находилось той нежности,