подвернула ногу и упала на спину. Вера кинулась к ней.
Она подняла со снега голову Анисьи.
– Он подписал! – шептала Вера, дрожа всем телом и показывая Анисье листок. – Ты спасена.
– Поздно… дура ты, – произнесла Анисья, а потом приподняла голову, и в глазах ее что-то блеснуло, когда она увидела подпись Ларионова. – Повезло ему…
Анисья казалась Вере как никогда красивой.
– Ты поправишься, – тряслась в исступлении Вера, к которой уже спешили конвоиры.
– Дура ты, дура, – прошептала Анисься, и на лице ее, некогда цветущем и прелестном, как магнолия, промелькнула слабая улыбка. – Ты хоть поживи, слышишь, дура… – Она вдруг сжала ворот Веры и прошептала: – Из…
Потом внезапно затихла. На лице ее уже не было ни радости, ни борьбы, ни сожаления, ни боли. Она была похожа на греческую богиню; только остекленевший взгляд говорил, что она мертва. Вера бросилась к Грязлову, стоявшему безучастно в стороне. Она сунула ему листок.
– Вы ответите за всё! – сказала она сквозь зубы, дрожа как эпилептик, не в силах контролировать свое тело.
Конвоиры взяли Веру и повели в барак – Грязлов побоялся сажать ее в ШИЗО. Кузьмич снял шапку и побрел распрягать лошадь.
– Паздеева в ШИЗО на трое суток за невыполнение приказа! – крикнул он и вернулся в дом Ларионова.
Тело Анисьи лежало посреди плаца, и снежинки быстро начали укрывать ее сначала поодиночке, а потом пеленой. Вскоре двое охранников схватили ее за руки и поволокли на задний двор, где она должна была ждать захоронения, метя плац ее вороными кудрями на откинутой безжизненной голове. Казнь состоялась.
Бледная и строгая, Вера вошла в барак. Инесса Павловна и Полька ринулись к ней.
– Ира, где ты была?! Что случилось?!
Она прошла на свое место и села на вагонку.
– Ира, что с тобой? – спросила Лариса Ломакина, притулившись к ней.
Вера мотала головой, не в силах облечь в слова то, что она чувствовала.
– Мы слышали выстрелы, – сказала Полька Курочкина. – Кто стрелял?.. В кого стреляли?
Вера встала и разобрала постель. Она легла и накрылась одеялом. Ее знобило.
– Я хочу спать. Поговорим завтра.
Вера заплакала истерическим, лающим плачем, стонала сильно и волнообразно. Потом резко затихла и заснула. Инесса Павловна поняла, что произошло что-то непостижимое, о чем Вера даже не могла говорить. Она время от времени поглядывала на Веру. Та спала крепко, но из глаз ее как будто бы продолжали течь слезы. Инессе Павловне было так жаль Веру, и Ларионова, и всех их в этой безысходной страшной действительности.
Вера открыла глаза. Инесса Павловна гладила ее.
– Анисью расстреляли, – тихо сказала она.
Инесса Павловна закрыла рот рукой и потом сжала Веру еще сильнее.
– Грязлов все подстроил, а мы не успели с приказом Ларионова. Вернее, успели, но Грязлов уже принял решение. Он хотел ее убить, – шептала Вера.
– Но зачем? – ужаснулась Инесса Павловна, подумав,