Доктор поднял вверх руки: – А меня увольте. Безумствуйте в одиночестве.
– Прекрасное решение, – склонил голову Котов. – А вы, друг мой, интриган, – закончил он с улыбкой.
– Что есть, то есть, – самодовольно крякнул Ковальчук.
Ни первое, ни второе, ни третье и даже ни пятое посещение не произвели на Олега впечатления. И он уже бы махнул рукой и вычеркнул из списка «Особое внимание» этот кружок спиритистов. Однако отметил, что Смелов определенные способности все-таки имеет. Он был медиумом, слабым, но всё же. А раз связь с тонким миром он сумел установить, то нельзя было исключать, что однажды в его сеансы вмешается нечто более материальное и опасное. Так что к спиритистам Котов продолжал ходить, хоть и безумно скучал во время своих визитов.
Впрочем, члены этого кружка имели собственные связи с людьми, которые баловались «колдовством». Настоящих одаренных тоже надо было отметить, если такие и вправду имелись, и потому Олег продолжал не только посещать сеансы, но и сближаться с их участниками. Тем более некоторые из них намекали на некие чудеса, от которых господин Котов придет поначалу в замешательство, а после в неописуемый восторг. Непременно в восторг! И без сомнений – неописуемый.
Но пока замешательство вызывал прорыв, только что произошедший, а восторга вызвать еще никто не удосужился. И потому Олег Иванович решил просто подождать. Хотя бы новостей от Степана.
Глава 2
– Барин, Михаил Алексеевич, нашли! – воскликнул седеющий мужчина в ливрее дворецкого, но тут же поправился: – Нашлись! Глафира Алексеевна нашлись!
Молодой человек двадцати лет, порывисто поднявшись на ноги, бросился к дворецкому:
– Где она? Где она, Осип?!
– К себе поднялись, – ответил тот. – Вот только что и поднялись. Барышня в дом вошли, ни на кого не взглянули, только головой покачали и к лестнице направились…
– Ах оставь, Осип, – в явном волнении отмахнулся Михаил и бросился прочь из гостиной, в которой провел последние несколько часов.
Выглядел он дурно. Взъерошенный, с покрасневшими глазами, во вчерашней одежде, находившейся в некотором беспорядке, – всё это было следствием тревоги и бессонной ночи. Причиной тому было исчезновение единственной сестры помещика Воронецкого – Глашеньки, девицы восемнадцати лет от роду.
Глафира Алексеевна ушла на прогулку еще около полудня вчерашнего дня. Она была девицей романтичной, склонной к грезам, и потому неспешные прогулки ее рядом с усадьбой были привычным делом. И хоть брат журил сестрицу за то, что выходит в одиночестве, но Глашенька целовала его в щеку и с улыбкой говорила:
– Ну что ты, Мишенька, что со мной может случиться? Я ведь рядышком, кругом люди. Если что, услышат. Да и не случается у нас ничего, к чему хмуришь брови сердито?
– Да как же мне не хмуриться, сестрица? – с укором отвечал Михаил. – Одни мы с тобой друг у друга. Случится что, как же мне быть без тебя? Да и неприлично девице в одиночестве