его имени, которое, получается и вовсе не его имя, а просто название корабля, в форму которого он был одет.
– Значит, он землянин? – То ли спросил, то ли констатировал преподобный.
– И землянин не простой. Ты не видел, как он сложён. Помнишь ту историю с Мартышкой на Диких Островах?
Отец Флориан поморщился. Ещё бы не помнить. Тварь схватила его барсетник с документами, а он схватил мартышку, на вид такую тщедушную и хрупкую, а в итоге, вырываясь, она его глубоко укусила и сломала ему лучевую кость у запястья. А ведь и правда, когда преподобный там, на площади, поднял Койта за шкирку, тот дёрнулся так, что, пожалуй, ещё бы немного и опять сломал бы преподобному руку.
– Вот что Эмма, отведи ка его в библиотеку, я тут кое с кем посоветуюсь, и хотел бы успеть, пока мальчишку не забрали губровцы, кое-что ему сказать…
– Флор, не делай глупостей…
Преподобный в раздражении махнул на матушку рукой, а та аж затряслась сидя на своём стульчике. И, уже выходя из кабинета, Флориан вдруг остановился на секунду, обернулся, неожиданно добро улыбнулся, глядя на матушку и тихо сказал:
– А мы с тобой не такие уж и старые. Может, попробуем ещё разок? А вдруг получится мальчик, – и, не дожидаясь никакой реакции со стороны матушки, вышел вон.
***
Все эти события происходили в то время, пока Койт пинал под зад вечность в мастерской Аркадия. А потом мальчишка провалился в дремоту, сидя на кресле у не горящего камина в библиотеке дома. И пришёл к Койту знакомый сон. Он видел его без каких-либо вариантов в сюжете два-три раза в месяц. Мальчику давно уже казалось, что это вовсе не сон, а какое-то непонятное воспоминание, интерпретировать которое он был не в состоянии. Сначала в темноте он начинал ощущать запах железа, тот запах, когда остывает окалина, который один раз учуешь и запоминаешь на всю жизнь. Потом раздавался стучащий, но негромкий звук, и вот в сон врывался свет, и свет этот шел из широкого проёма в окружении кромешной тьмы, а за проёмом шумел высокий лес с подлеском из террианского бурьяна, и Койт позодил к самому краю проёма и понимал, что надо прыгать вниз, а на нём был чёрный комбинензончик, такой родной и тёплый…
А внизу, в подлеске, двигались чёрные фигурки детей, и такие же фигурки стояли на краю проёма около него, и Койт прыгал вниз, под ложекой у него схватывало и он неизбежно просыпался.
Койт открыл тяжёлые веки. Напротив, спиною к книжному стеллажу, стоял преподобный Флориан. Заметив, что Койт проснулся, Флориан подошёл к библиотечным дверям, приоткрыл их, глянул в сторону лестницы и, повернулся с Койту:
– Я зашёл с тобой попрощаться. Не суди нас строго, иначе было нельзя. Этот мир, мальчик, устроен гораздо сложнее, чем ты можешь представить, но зачастую всё происходит просто и быстро. Идёт война, мы все заложники обстоятельств. Запомни одно, нынче никому и ничему нельзя доверять до конца, все обещания пусты, – тут преподобный поднял вверх указательный палец и вроде как грозя кому-то, добавил, – впрочем, одно я могу тебе обещать точно, статуя херувима будет стоять в соборе,