прыжку навстречу победе… или смерти. При этом никто, даже Юрковский, не произносил прочувствованных фраз и не принимал эффектных поз. Все были спокойны и деловиты. И их попытки понять природу «заколдованного места» были лишь проявлением естественной заботы о тех, кто пойдет вслед за ними.
Уважение и почтительное восхищение Быкова выразилось в том, что он угостил товарищей великолепным пловом, и Михаил Антонович дважды после ужина забегал на камбуз, причем второй раз – с вахты, в чем был уличен и за что подвергнут выговору.
Как только оказалось, что двусторонняя связь с Землей налажена, Ермаков передал радиограмму, в которой четко и скупо описал необычайное происшествие и передал содержание последнего разговора Лу с профессором Ллойдом.
– Ну и заставили вы нас понервничать! – заикаясь от волнения, сказал Зайченко. – Вера Николаевна чуть с ума не сошла. А «Стар»… – голос его стал тише и серьезнее, – об этом мы уже знаем. Весь мир знает. Лу добрался до английского корабля и снял с него тела погибших и бумаги.
– Что там произошло?
– В точности не известно, но полагают, что взорвался реактор. Двигательная часть корабля разворочена вдребезги. Лу показывал нам снимок по телевизору.
– Сколько погибло?
– Лу нашел двоих. Англичане сообщили, что на «Старе» ушло восемь человек.
– Светлая им память…
– Светлая им память…
Они помолчали.
– Что же вы думаете о причинах перерыва связи, Анатолий Борисович?
– У меня пока нет определенного мнения.
– Ну да, конечно… мало фактов. Может быть, здесь играет роль скорость, с которой двигался «Хиус»? Ведь Ляхов, кажется, говорил об этом…
– Может быть.
– Или вы попали в плотное облако металлической пыли?
– Это ничего не объясняет. Впрочем, оставим решение специалистам. Что Краюхин?
– Оправился. Рвался сюда, на станцию, но врачи пока не разрешают. У нас здесь дожди.
– Приветствуйте его, погорячей, от имени всех нас и от меня лично.
– Принято, Анатолий Борисович! Да… заговорили вы меня. Здесь его записка к вам лежит, принесли еще два дня назад.
– Чего ж вы молчите? Читайте!
– Сию минуту. Так… «Анатолий, все, что я тогда говорил, позабудь. Видно, старею и слабею. К.».
– Что?!
– Ка. Заглавная буква. Вместо подписи.
– Понятно. «Все, что я тогда говорил, позабудь».
– Да, «позабудь».
Ермаков покосился на Спицына, сидевшего у пульта спиной к нему.
– Понятно. У нас был небольшой спор… У вас все?
– Все, Анатолий Борисович. График связи прежний?
– Прежний. До свидания.
Вернувшись в кают-компанию, Ермаков увидел там странную картину. Стол был покрыт большими листами оберточной бумаги, на которой блестели какие-то металлические предметы и лежали кучи белого тряпья. Пахло ружейным