давала возможность снабдить свою молодую хозяйку фруктами, овощами, речной рыбкой.
Зачастили к ним гости. Клавина старшая сестра с мужем. Приезжали с ночевкой на выходные.
Мария была непутевой взбалмошной бабенкой. Детей им с Виктором Бог не дал, потому и жили они весело и беззаботно. Потому и не понять ей было, что не всегда Клава была рада гостям. Что работа, заботы о Наталке и муже отнимали много времени и сил. К тому же Клава ждала второго ребенка. В этом состоянии она не могла тягаться с сестрой беззаботностью и веселостью. Да и по характеру они были такие же разные, как и по внешности.
Лишенная всякой застенчивости Мария, расхаживала по двору в купальнике, подставляя молодое, загорелое тело солнцу, соседям и Борису. В душе она завидовала младшей сестре. Виктор был податливым, мягким и послушным, отчего быстро перестал восприниматься ею как мужчина. Ни добытчик, ни хозяин. Борис – другое дело.
«Почему так повезло сестре, а не ей?» – думала Мария. Жгучая бабья зависть не давала покоя и выходила наружу беспардонными замечаниями сестре о промахах в ведении хозяйства, критикой ее кулинарных способностей, откровенным заигрыванием с Борисом. Клава, не желая при муже оправдываться, уходила в спальню и прятала там покрасневшие от обиды глаза. А Борис за выпитым в компании невестки и зятя пивом, ничего не замечал. Но однажды, даже ему стало не по себе от того, в какое положение Мария пыталась загнать сестру. Он подошел к ней, грубо взял за локоть и сдержанно произнес:
– Загостевались вы что-то, ребятки. Не пора ли по домам?
Родные Бориса относились к ним холодно. Чужие среди своих. Так можно было сказать о них с Клавой. Но зато были друзья и соседи, с которыми им действительно повезло.
Глава четвертая
Две девчушки, с разницей в возрасте четыре года, сидя на диванчике, слушали истории бабушки Вари, пока мать с отцом были на работе. Все было интересно восьмилетней Наташе. И как растили хлеб в бабушкиной деревне, и как немцы увели последнюю корову со двора, а четверо детей остались голодными. Но самой любимой темой бабушки были ее рассказы о Боге. В комнате воцарялась какая-то таинственная тишина и бабушка, рассказывая внучкам о милосердии и неземной доброте Иисуса Христа, вдруг начинала петь псалмы тонким вибрирующим голосом.
Почему-то сжималось сердце Наталки, как будто она уличила взрослого человека в недозволенном поступке, но сказать ему об этом не смеет. Ведь слово «верующие» в школе даже произносить было стыдно. Как-то Николай Дмитриевич, их учитель, тихо так, доверительно спросил:
– А что, ребята, у вас в семье есть верующие?
Все опустили глаза, вспомнив недавний случай. Всю школу собрали в актовом зале и провели беседу о том, что верить в Бога стыдно. Это пережиток нашего темного прошлого. Но бросать дымовуху баптистам в молельный дом, как это сделали недавно мальчишки, нельзя. Это не красит советских ребят.
Бабушка была хорошей, доброй. И Наталка не могла понять, кто же прав? И кому надо верить? Так есть все-таки Бог или нет? На эту тему любил поспорить