Даш. – и опережая её действия, я аккуратно её оттеснил.
Схватив верхний мешок за угол и дёрнув его вверх и на себя, я понял, что целлофан в руке не скользит – имел такое опасение, а самое главное, что я легко справляюсь с этим весом, хотя его и чувствую – килограмм пятьдесят, не меньше. В момент перехватил и пристроил его себе под мышку. Свободной рукой потянулся за вторым, схватил за край и приподнял. Не давая мешку упасть и одновременно с этим, просовывая руку снизу, я добрался до его середины. Поднял на ладони, соблюдая равновесие и… вот он уже и с другого боку. Даша удивлённо воскликнула:
– Ой! Да, ты…
Но в этот миг я развернулся и ей пришлось посторониться. А когда я пошёл к воротам она, не произнося ни слова, просто пошла следом. Внутри торопливо определила конкретное место:
– Ставь… Ой! Да быстрее же ты ставь… Ну… Да, куда-нибудь!
Бокс, практически, был пустым – всего четыре чёрных, больших пакета у дальней стенки. И я поставил мешки, что называется, на попа, почти рядом с воротами. В момент развернулся и скорым шагом пошёл за следующими… И эти мешки я определил рядом с первыми…
Уже возле машины, у открытого зева багажника, Даша, достав откуда-то из недр салона щётку, с озабоченным видом, уже по-свойски дёргая меня за руки и за плечи, разворачивая для лучшего обзора, осмотрела на мне одежду и, даже, кое-где стряхнула цементную пыль…
Я же, за этот короткий промежуток времени, просто стоял, как болванчик и безропотно подчинялся Дашиным понуканиям, отдавая все внутренние силы только одному процессу – я нагло на неё пялился. Пялился на её высокую грудь, на её высокие и широкие бёдра, на то, как она плавно двигалась. Даже оценил тонкость, изящество её щиколоток, вкупе со стопами, размера, эдак… тридцать девятого, при росте в сто шестьдесят пять… семь сантиметров, отстранённо прокрутив мысль, что мол, на земле она стоит устойчиво, даже если бы была и в босоножках на высоком каблуке – сейчас-то в тапочках…
И весь этот экскурс по её, ладно скроенной, фигуре проходил без эмоций, которые, вообще-то, должны были бы присутствовать. Во мне не появилось даже и намёка на, пусть и легчайшую, эйфорию вожделения, которая не может не возникать при взгляде на женское тело.
Всё это время я пытался не допустить к себе то, что могло не уложиться в моём сознании. Я душил в себе тягу к стремлению поднять глаза и посмотреть ещё раз на клочок старой газеты, который лежал сейчас на дне багажного отделения – я испугался возможных откровений. Но в то же самое время, рассудком, я понимал неотвратимость надвигающегося момента…
– Илья! Ты меня слышишь, в конце-то концов!
Я опомнился. Чувствуя себя в каком-то нецелостном состоянии, осознал, что смотрю на Дашино лицо, но с трудом сосредотачиваюсь не только на нём, но и на том, что она мне говорила. Она же держала меня за руки, а перед этим, наверное, пару раз меня потрясла.
– Что…
– Наконец-то! Не достучишься до тебя. Что случилось-то?! Бледный, как стена белёная. Что с тобой?! Плохо тебе?
Я медленно перевёл взгляд на этот злосчастный клочок газеты:
– Даша…