обстояло несколько иначе – мы были не парой, а двумя сапогами на одну ногу. Конечно, это обстоятельство тщательно скрывалось и скрывается от посторонних глаз. А тут еще мой суженный стал пропадать. И не просто пропадать, а пропадать ближе к вечеру. Он не говорил:
– Я пошёл по делам.
Он говорил:
– Я пошел к Володе.
При этом брился у зеркала особенно тщательно и очень долго. Потом обряжался в парадно-выходную форму одежды, и удалялся. Не на час или два, а почти до утра. При этом, у него хватало наглости смотреть мне прямо в глаза и утверждать, что времени, мол, не заметил. Вообще-то, я не замечала за ним признаков садизма, но во всем его поведении сквозила издёвка. Это какую надо было иметь выдержку, чтобы и намека не проскочило на "невинные" шалости!
Издевался он довольно долго – почти год. В конце – концов, моя нежная нервная система не выдержала и я изъявила желание посмотреть в глаза этой самой "Володе".
На удивление, Саня сразу же согласился нас познакомить. Надо ли говорить, с каким трепетом я собиралась на эту встречу!
Нашему сыну в ту пору было чуть больше года, поэтому, ненадолго отлучаясь, я вверила наше сокровище бабушке.
– Посидите часок, мы не надолго.
То ли моя свекровь обладала способностью предвидеть будущее, то ли обладала достаточным жизненным опытом, но она тяжело вздыхая, отвечала с кроткой смиренностью:
– Накормлю, спать уложу, а дверь на цепочку закрывать не стану – зачем вставать?
– Ну что вы, мама, мы же скоренько!
– Как знать, – раздалось в ответ.
Вот именно, как знать? Как знать, что впервые переступив порог дома Володи, который действительно оказался Володей, а не Валентиной или Верой, я впервые посмотрю на часы в половине пятого утра.
Это было нечто!
Во всю прихожую на стеллажах, оформленных подстать ювелирных витрин с должной подсветкой, во всём великолепии лежали морские раковины. Это теперь в любом южном городе на каждом шагу продаются морские раковины, а в конце восьмидесятых, когда большая часть границ была не просто " на замке", а на замке большом и амбарном, раковины доставлялись в Россию контрабандным путём и даже на Птичьем рынке продавались из-под полы.
Этот вид коллекционирования называется оригинально и загадочно: конхиломания. Всем известно, что меломан сходит с ума по музыке и с первых аккордов любого произведения в состоянии назвать не только композитора, но и год создания, и группу или оркестр, исполняющий эту музыку. С кино – то же самое. Но конхиломания называется так потому, что в состав раковины входит составляющий элемент, именуемый конхилоном.
Я была так поражена этой экзотической красотой, что не могла восторженно не реагировать на произведения, созданные великим кудесником – природой. Я попросту потеряла дар речи. Вот когда я поняла состояние своего мужа. Но почему он не поделился своими впечатлениями сразу, а заставил меня томиться неведением, сомнением, и, в конце – концов, никому не нужной, бесполезной ревностью?
Ответ был прост и банален – цена