чаще на терапевтической сцене доминирует психофармакология. Существует множество людей, страдающих от химического дисбаланса, чьи проблемы лучше всего лечатся медицинским вмешательством. Когда биологическое игровое поле выровнено, эти люди могут начать справляться с тем, что Фрейд называл нормальными страданиями жизни. Но я также считаю, что фармакологическое лечение назначается слишком часто, потому что оно проще, экономичнее и относительно доступно для всех. Это достоинства, но еще большее беспокойство вызывает возможность того, что фармакология, как скрытая программа, позволяет избежать более серьезных жизненных вопросов, которые, если их игнорировать, являются тайным источником страданий. Это не добродетель! Действительно, фармакология, помогая ослабить болезненные симптомы, может иногда отклонить или даже сорвать нашу встречу с душой.
Каждый из этих трех подходов, как бы ценны они ни были в той или иной ситуации, может представлять собой неспособность взять на себя решение больших вопросов души. Мы можем улучшить свою химию или поведение, но для чего? То, что приводит нас в различные темные леса, часто интерпретируется как внешнее нарушение души, вторжение в плавно текущую жизнь, будь то действия других людей, судьбы или наш собственный выбор. Но так же часто, необъяснимым образом, именно сама душа приводит нас в это трудное место, чтобы расширить нас, попросить от нас больше, чем мы планировали дать. Только внимая душевной ране и учась согласовывать свой выбор с ее таинственными корректорами, мы можем активно сотрудничать с этим настоятельным призывом к исцелению. Все, что мы делаем, чтобы избежать вопроса о душе, продлевает нашу зависимость от обломков старой жизни и бессмысленности ее страданий. Только осознав смысл этих страданий и их программу духовного расширения, мы сможем выбраться из темного леса.
Вторая половина жизни открывает богатые возможности для духовного расширения, ведь мы никогда не будем обладать большими возможностями выбора, никогда не получим больше уроков истории, из которых можно извлечь уроки, и никогда не будем обладать большей эмоциональной устойчивостью, большей проницательностью в отношении того, что нам подходит, а что нет, или более глубокой, иногда более отчаянной убежденностью в важности возвращения нашей жизни. Мы уже выжили, а это многое значит. Еще большее значение будет иметь то, как и используем ли мы в конце концов эти накопленные силы, чтобы вернуть нашу жизнь из нашей истории.
Что же это за внутренние императивы, которые поднимаются, чтобы поддержать нас и бросить нам вызов в путешествии второй половины жизни? Возможно, самым убедительным вкладом Юнга является идея индивидуации, то есть пожизненного проекта становления более цельной личностью, какой нам суждено быть, – такой, какой нас задумали боги, а не родители, племя или, тем более, легко запуганное или раздутое эго. Отдавая должное тайне других, наша индивидуация призывает каждого из нас встать в присутствии