Она, как бы так сказать, вне себя от ярости.
– Они же занимаются одним и тем же. Я думал, они коллеги, – смутился Чарли, краснея.
– Это врачи могут считаться коллегами, но не дизайнеры. – Она рассмеялась, продемонстрировав неровный зуб – изъян, делавший ее еще более очаровательной. – Но почему мы здесь? Ты же знаешь, что я люблю Шанель.
– Выбор моей сестры. Аня, это моя сестра Лили.
– О. Как ваши дела? – официальным тоном спросила она. – Мне кажется, я немного тебя побаиваюсь. Чарли так много рассказывал о своей старшей сестре.
Продавец придвинула к нашему столику третий стул, и Аня села между мной и Чарли. Я заметила, как их пальцы соприкоснулись под столом, а затем переплелись так крепко, что костяшки пальцев побелели. Я отвела взгляд, ошеломленная подобной близостью.
– Какое странное место, – прошептала Аня. – И эта витрина! Они показали вам что-то стоящее?
– Да, но вот цена…
– Внушительная, конечно. И что понравилось? – Чарли описал ей платье, и одна из ее длинных бровей, бледных, как крыло мотылька, взлетела вверх. – Я видела его. Оно из коллекции, которую Скиапарелли демонстрировала перед «Цирковой коллекцией».
Тон, с которым она произнесла словосочетание «Цирковая коллекция», указывал на то, что мы все должны были знать, о чем идет речь. Но я, учительница рисования в школе для девочек, и Чарли, студент факультета медицины, не имели ни малейшего понятия. Аня заметила тень невежества на наших лицах.
– «Цирковая коллекция», – повторила она. – Пуговицы в форме скачущих лошадей, платья, расшитые слонами, барабанами. Скиапарелли представила коллекцию в феврале, когда Гитлер возглавил немецкую армию и его стали назвать директором манежа.
– Этот сумасшедший, – пробормотал Чарли. – И почему немцы от него не избавятся?
– Он пообещал им работу, – тихо сказала Аня. – Он обещает, что сделает Германию великой. И они ему верят.
– Он уже заставил работать коммунистов. В трудовых лагерях, – хмыкнул Чарли.
Последовало долгое молчание. Упоминание о Гитлере всегда переходило в нечто подобное, прекращая разговор и превращая слова в бессмысленные звуки. Никто не знал, что делать с ним и с тем, что происходило в Германии и в Австрии, никто не понимал, что будет дальше. До нас уже доходили новости о лагерях, о том, как Гитлер отменил все немецкие законы и оставил заключенных на милость охранников и администрации. Мы сидели, ведя светскую беседу о погоде, последних голливудских фильмах, о том, вернется Мэй Уэст на экраны или нет. Ее последний фильм провалился, и «Голливудский репортер» внес ее в список провальных для кассы актеров наряду с Гретой Гарбо, Фредом Астером и Кэтрин Хепберн, о ком, как они уверяли, мы никогда больше не услышим.
Аня наклонилась над Чарли, чтобы обратиться непосредственно ко мне, и я заметила, как он вдохнул запах ее духов, на мгновение прикрыв глаза и наклонив голову, как будто солнце внезапно осветило его лицо.
– Как твоя поездка? – спросила