без великих идей и твердых принципов. Может быть, когда-то сгинет и наша евразийская держава. Но пока что она жива – и несет свой крест во мгле земных веков.
Веру в Высшую Справедливость – вот что нужно убить нашим врагам, прежде чем уничтожить наш народ. Убьют эту веру – и народа не будет, останется толпа…
ГРАФОМАН
Вот и отшумел, отсумасбродил
Со своей «непонятой тоской»,
Настрогал мишеней для пародий
И детей для жизни городской.
Сохранят и дети, и страницы
Жизнь его – с возней по мелочам,
С безутешным вздохом «Не пробиться…»,
С женщиной, что плачет по ночам.
На что в советские времена уходила жизнь провинциала, не обладавшего несомненным литературным даром, но поставившего себе целью непременно стать членом СП – Союза писателей CCCР? Вместо того, чтобы вперять алчущий познаний ум в науки, находить и читать умные книги и пытаться стать в просвещении с веком наравне, вместо того, чтобы торить собственный путь к Богу, вместо того, наконец, чтобы просто своим трудом достойно содержать семью и надлежащим образом воспитывать детей, – он годами, десятилетиями марал бумагу, радуясь, как ребенок, каждой публикации своих сочинений в местных газетах и коллективных сборниках.
Шли годы, десятилетия… И вот, наконец-то, у нашего героя выходила в свет первая книжечка – тоненькая, в мягкой обложке, не содержавшая ничего, кроме прописных истин и авторских амбиций, да вдобавок еще изуродованная цензурой. Но наш герой был отныне не просто автор – он становился автором первой книги!
Дальше у него всё шло как по писаному. Раз первая книжка вышла в свет, значит, рассуждали редакторы в местном издательстве, автор достоин и второй. А по второй книге уже заведено было принимать в СП. И вскоре трубили фанфары, ликовали друзья, скрежетали зубами завистники, а местные средства массовой информации торжественно сообщали о том, что писательского полку прибыло, – нашему герою прилюдно вручали пришедшую из Москвы пухлую красную книжечку, членский билет СП СССР.
Отныне он входил в местный «писательский домик» уже не так, как вчера – не с согбенной спиной, ищущим взглядом и заранее раскрытой для рукопожатия ладонью. Нет, он становился равноправным членом областной писательской организации: имел полное право заводить тут собственные интриги, отчаянно биться в издательстве за листаж и тираж каждой своей новой книги, а также поощрительно хлопать по плечу начинающих авторов. Жизнь удалась!
Но Боже, Боже, как же несчастна была судьба другого такого же автора – не сумевшего «пробиться» в писательский союз! Самое главное: он никак не мог понять, почему, с какой стати его туда не принимают – ведь он марал бумагу ровно на том же уровне, что и наш счастливчик, а то, пожалуй, и лучше. Но вот не получалось у бедолаги издать книгу, а если и получалось издать первую, то до второй дело так и не доходило: осечка следовала за осечкой. Собственная ли его оплошность была тому виной, доносы ли завистников, несчастная ли судьбина, – Господь ведает. А годы между тем шли, жена критиковала страдальца за любовь к сочинительству