развелись в нем самостоятельно, в качестве бесплатного приложения.
Вот этими–то пескарями и ограничивался наш улов на первых порах. Так продолжалось до тех пор, пока я не начал всерьез интересоваться рыбной ловлей, и, для начала, обходить более удачливых рыболовов и выспрашивать, как и на что они ловят карасей. После этого мы поменяли наши снасти, заменили червей на тесто и перловку и ушли с дамбы в более привлекательные для карасей окрестности.
По весне это было самое узкое и мелкое место, куда впадал ручей, который еще только собирался стать озером. Вода здесь прогревалась быстрее всего. Это и привлекало рыбешек ранней весной. Уже в начале апреля карасики заходили сюда и набрасывались на любой корм, для того чтобы потом, месяц спустя у них хватило сил на нерестовые безумства. Совсем маленьким мальчишкой я наблюдал бесшабашное карасиное поведение, еще и не подозревая, что это и есть всеобщее следствие любви. Обычно осторожные в период нереста рыбешки совершенно переставали обращать внимание на человека и отчаянно барахтались в траве у самых моих ног. Мне стоило больших усилий, чтобы не поддаться соблазну и не попытаться схватить руками хотя бы парочку карасиков. Но нет, я знал, что делать это ни в коем случае нельзя. И крепился до последнего.
Зато как приятно было приехать сюда с отцом или одному чудесным апрельским деньком, закинуть удочки, и, блаженно щурясь под ласковым весенним солнышком, подставить ему свои худенькие мальчишеские плечи. Каждую весну, вплоть до поступления в институт, я успевал загорать так, что после этого никакие летние солнечные ванны не могли мне причинить никакого вреда. И только посреди первой летней сессии, когда я отправился на Пироговское водохранилище и целый день провел на весельной лодке – вот тогда я по-настоящему обгорел в первый раз, чему несказанно удивился.
В предчувствии долгожданной весенней рыбалки, каждый раз, выходя в «военный» лес за первоцветами, которые мы без разбора называли «подснежниками», я неизменно делал порядочный крюк и заходил на озеро. Лиловые крокусы начинали появляться в Закарпатье в двадцатых числах февраля, когда на озере еще лежал потемневший лед, а ручей был почти сух и недвижим. Как-то раз я вытоптал резиновым сапогом приличную ямку в том месте, куда в апреле поднималась вода и была средина узкой протоки.
В тот апрель среди взрослых рыболовов проводили соревнование. Я приехал на велосипеде один, отдал деньги и отцовский охотничий билет сторожу – одноглазому Игнату и отправился на привычное место. Вокруг было много рыбаков. Каждый забрасывал по несколько удочек. Но клевало почему-то только у меня и притом только на одну удочку. Я не сразу сообразил, что закидывал ее именно в ту ямку, которую проковырял в конце зимы своим сапогом. Когда я собрался уходить и снова зашел к Игнату, он посмотрел на моих карасиков в садке и сказал:
– Зря я не записал тебя в число участников соревнования. С таким уловом ты был бы победителем.
Лес Форнош
В начале лета мы собрались