Ты, я… Маминка немного, но она словно бы от кого-то прячется. Или спит… Тетка Вацлава с мельницы. И Маркетка, дочка ее – тоже. Еще Зденек, который «монашек»… Все, вроде. А другие есть такие же?
– Есть, милушка, как не быть, – покивала бабка. – А про матушку твою ты верно заметила: спит в ней сила, не разбудить.
– Бабушка, а почему оно так? Люди все как тихие омуты, – а в нас вроде как водовороты кружат. Страшно мне, не затянет ли нас вниз куда-нибудь?
– Куда, девонька? – она улыбнулась. – Пока кружим – на земле держимся, а остановимся, – тут и погибель наша. Мы всегда по краюшку ходим. Сделала доброе, – сделай сразу и худое: вот и отодвинулась от края-то… Ляг, милая, поспи. Успеем еще наговориться.
Вполне довольная ее словами, я снова свернулась калачиком на теплой, освещенной солнцем лавке. Кружим – так кружим, куда еще знать-то? Пока кружим – живые, так оно и надо, стало быть…
В тот день я перестала быть бездумным зернышком в борозде, а тронулась в рост, раздвигая земляные комья. Росток тянется к свету, он видит, но не умеет думать. Так и я, научившись спрашивать, пока не умела понимать ответы.
***
Наутро к бабке прибежала соседка – встревоженная и растрепанная. С порога сунула пяток яиц в руки моей немой матери и кинулась к бабке:
– Помоги! Малой мой…
– Давно орет-то? – перебила бабка.
– Да третий день уж… Не иначе – сглазили!
– Неси сюда.
Когда соседка выбежала из хаты, бабка сняла крест и махнула рукой матери:
– Выйди, Манка.
Меня она на сей раз гнать не стала – только взглядом припечатала: никшни, мол, сиди тише мыши.
Вскоре туго спеленутый младенец, выгибающийся, как гусеница, и заходящийся в крике, лежал на столе, а бабка Магда склонялась над ним, что-то напевно шептала и водила руками. Мать ребенка снова завела было: «Ой, лишечко, сглазили сыночку моего», – но бабка сурово глянула исподлобья, и женщина осеклась на полуслове. Через малое время малец затих и уставился на бабку немигающими, удивительно серьезными глазами. Она развернула пеленки и стала, все так же нашептывая, наглаживать красное, потное тельце. Мальчишка пискнул, громко выпустил ветры, сразу же зевнул и блаженно закрыл глазки.
– Ну что, теть Магда, сглаз? – не унималась соседка.
– Нет, слава Богу, – проворчала бабка. – Ты вот что… Мой его хоть иногда и не кутай так, – гляди как он взопрел у тебя. Спит пусть не в люльке, а при тебе, – не заспишь, не бойся. Вот тебе корешок, – давай ему на ночь пососать: спать будет как ангел. Только гляди, не перестарайся с этим, иначе дураком вырастет. Все ступай… Ступай-ступай, быстрее…
Соседка все мешкала, заворачивая ребенка.
– Тьфу ты, пропасть, уйдешь ты или нет, квашня этакая! – зашипела бабка.
Потом быстро схватила со стола деревянную миску, – и я почти увидела, как нечто злое, то что раньше сидело в соседкином ребенке, перетекает