Центральный Госпиталь МВД СССР: последнее десятилетие. Глазами психиатра. В лицах и рифмах
Струковской. Она скоро, как я пришел в госпиталь, уволилась. И сделал это не Владимиров, а ее дядя, Главный терапевт МВД СССР, Владимир Алексеевич Помаскин. Я не знаю почему. Поговаривали, что Помаскина попросил лично Голубенко, а того Владимиров. Вряд ли, ни Анатолий Сергеевич, да и ни Владимир Всеволодович так действовать не стали бы (о коллеге Мальвины Владимировне Струковской ниже).
А, вот один раз я наорал на Владимира Всеволодовича. Такое со мной за всю мою жизнь случалось только два раза. Первый раз на Всесоюзном Молодежном Философском конгрессе, президент ФО АН СССР, профессор Виктор Арсеньевич Малинин, светлый, мудрейший человек с трагической судьбой (как-нибудь расскажу), сделал меня ведущим секции «Сознание», а со-ведущим – некоего Константинова, махрового, как за ним шло определение, «сталиниста-марксиста-лениниста». Он привел на секцию своих учеников. От меня были только Давид Израилевич Дубровский, Геннадий Иванович Шевелев и философ-майор с кафедры Академии МВД. Я сделал вводный доклад о «субъективной реальности». С точки зрения Константинова это было антимарксистское, буржуазное выступление. И, действительно, никто из приведенных «сталинистов», меня не понял. В аудитории нависла тяжелая пауза. Ни Дубровский, ни Шевелев, ни мадам философ-майор не смогли исправить случившуюся, крайне неприятную, ситуацию. И тут Константинов предлагает мне «покинуть аудиторию», угрожая разбором моей позиции на ученом совете в Институте философии. Был бы я членом КПСС, он поставил бы мой вопрос о пребывании в партии в парткоме института. И… меня прорвало (после этого я понял, к чему может привести идеологическая борьба!). Я начал орать на своего со-председателя, да так, что он соскочил и бежать! Вслед за ним, его ученики. Мы остались в комнате вчетвером. Давид Израилевич потом сказал, что у меня было такое лицо, что он испугался, что я ударю почтенного сопредседателя. Вот, наверное, такое лицо было у меня, когда Владимир Всеволодович, пригласив меня в свой кабинет, сопровождаемый замначальника госпиталя по лечебной работе, В. В. Павловичем (см. выше), мягко сказал: «почему я обидел своего коллегу, Маргариту Александровну (о ней особо и ниже), назвав ее «климактерической особой». Это придумал придурок Павлович (см. о нем выше). Ему почему-то казалось, что мы с Маргаритой не ладим, и, следовательно, его ложь не будет проверена. Я заорал на Владимира Всеволодовича, чувствуя, что тот растерялся при виде такой реакции, а голова нач. меда просто ушла от страха в плечи. Потом Павлович выскочил из кабинета, оставив нас с начальником. Этот мой «земляк» был трус, его страхом была не только танатофобия (страх смерти). Когда мы остались с Владимиром Всеволодовичем одни, он обнял меня за плечи, приговаривая: «Успокойся, Женя, успокойся. Я вижу, что ты не причем. То все Павловича штучки». И потом, спустя какое-то время, рассказал, как Павлович как-то ему признался, что когда у него «плохое настроение», он вызывает к себе «на ковер» какого-нибудь начальника отделения и отыгрывается на нем. Почему Владимир