на меня.
– Нет, – чуть хриплым голосом на удивление легко ответила я. Посмотрев еще раз на чай, уже более уверенно сделала большой глоток, словно от него зависела моя способность говорить. – Я волновалась перед началом, но страшно не было. А когда меня… То есть, когда ведьму…
– Я понял, – прервал папа, избавив от необходимости объяснять, что произошло. В ответ молча сделала еще глоток.
– Я тоже был ведьмой, – вдруг сказал он, взъерошив рукой волосы над лбом. – Жил в поместье с кучей слуг, и один из них меня отравил. Три дня лежал на кровати и медленно умирал, пока слабость окончательно не прикончила. Тогда все говорили, я легко отделался.
От этого рассказа первым возникло желание усмехнуться, но оно быстро отпало. Очевидно, что я не отделалась легко, и убийство «моей» ведьмы оказалось более кровавым по сравнению с медленной смертью в теплой постели. Поэтому лишь коротко кивнула.
– Пока тебя не было, еще раз перечитал истории, которые случились с ведьмами здесь. Как выглядела твоя?
Пытаясь вспомнить последний наш разговор, когда мы смотрели друг на друга посреди пустоты, слегка сощурила глаза. И сделала еще глоток чая.
– У нее были длинные темные волосы. И шрам на щеке, – ответила я. Опустив кружку на ноги и почувствовав, как мысли немного прояснились, я повернулась к хмурому отцу: – Зачем нам надо быть на месте этих убитых женщин? Они уже умерли, и очень давно, какой в этом смысл?!
– Мы должны на себе испытать смерть, – ответил отец. Он задумался, и его хмурое лицо разгладилось. Помолчав немного, будто старательно подбирая слова, он продолжил: – Для стихийников и тех, кто не имеет дел с изнанкой, это не более чем просто наследие. Но для экзорцистов все иначе. Когда мы сталкиваемся с умершими, то обязаны хотя бы примерно понимать, через что они прошли. Без этого опыта духи и призраки со временем становятся для тебя не более чем одушевленным предметом. Как бы сильно ты им ни сочувствовал.
– Но ты же сам говорил, что у мертвых нет собственной воли! – во мне словно со скрипом заводились какие-то механизмы, отвечающие за нормальное существование. Захотелось спорить с отцом, доказать ему, что все эти пляски вокруг опыта смерти независимо от цели просто изощренная пытка. – Какой толк от того, что мы это все испытаем на себе?! Мы не такие, как те, кто уже умер. И мы не можем превратиться в них, пока живем.
– Не такие, – легко согласился отец. – Но некоторые из ушедших прекрасно помнят, что с ними случилось. Это их самое яркое воспоминание в их посмертном существовании. Вся остальная, прошедшая жизнь для них мутное пятно. Как бы ты себя вела, если бы самым ценным знанием о тебе была твоя смерть?
– Я не знаю. И вряд ли смогу сравнить, – резко ответила я. Пальцы на автомате скользили по гладкому краю кружки. – Зачем тогда ритуал проходят все одаренные? Разве магам с даром стихий нужно что-то знать про изнанку и лично переживать смерть? Зачем им такое наследие?
– Главная