Но, наконец, я и мои спутники были зачислены на курс! Через два месяца, я почувствовал, что мне невмоготу! В горы хочу! Надышаться кристально чистым воздухом! Любоваться на матушку Землю с высоты птичьего полета стремлюсь всеми фибрами своей истосковавшейся по воле души, потому что на цельные взгляды военной братии у меня началась аллергия! Кстати сказать, командовал нами бравый полковник Чеппель, который буквально за десять дней до нашего появления был переведен из дисциплинарного батальона к желторотому молодняку, то есть к нам – школярам. Что творил, страшно вспомнить! – Мужчина энергично махнул рукой. – Рожа красная… но не о ней сейчас речь. Так вот, пошел я в учебную часть к нашему капитану, и говорю: так, мол, и так, я понял, что армейская жизнь – не для меня, и что исправить ошибку лучше теперь, чем жалеть всю жизнь, что занимаю чужое место. Капитан внимательно посмотрел на меня, и, к моему изумлению, вызвав секретаря, приказал оформить необходимые бумаги, и чтобы быстро, чтобы через пару дней и духу моего здесь не было. Капитан поверил мне, но смотрел брезгливо. Вздумай он меня уговаривать, я бы остался, и сломал себе жизнь. И так выдали мне сопроводительные документы и билет. И я уехал. Но на обратном пути тормознул в одном местечке, чтобы попробовать попасть в армейскую сборную по баскетболу. Мне один товарищ присоветовал, еще в училище. Назад-то было страшно, без коньяка отбыли! Мой рост убедил всех, и отрекомендовался я тоже, как надо. Посмотреть тренеру нового игрока в тот момент было некогда. И я проболтался какое-то времени в казарме спортсменов. Потом попал на дежурство в столовую, а после сразу выехал вместе с командой на встречу с местным клубом, чтобы привыкать. Но на разминке беглого взгляда тренера оказалось достаточно, чтобы понять, что я – самозванец. Чуть заметным кивком тренер с ловкостью жонглера усадил меня на скамью, где я и обосновался на время состязаний. Впрочем, служить на скамье запасных игроков я тоже был рад! Было на что посмотреть: ребята отлично играли! А после меня вернули в родную часть, в которой я и остался до конца службы. Но мне и тут повезло! Тот, кому мы не поднесли перед отъездом ящик, получил повышение, и уехал в столицу. В конечном счете, я проездил четыре месяца. На Родину полюбовался сквозь прокопченное окно вагона, со всей скрупулезностью изучил собственное здоровье, где-то с месяц с два проходил в школярах, в болельщиках побыл, и даже познал дисциплину красного Чеппеля. А служба тем временем шла… До сих пор удивляюсь, как удачно я провел время за поисками своего призвания…
– И вспомнить приятно! – улыбнулась женщина.
На вид ей было лет тридцать, впрочем, возраст земных женщин Снегин определял с трудом.
– Вот еще пример… – подхватил ее спутник.
Виктор тронул Мильштейна за плечо. Тот скинул его руку и буркнул:
– Не мешай!
Но Снегин проявил настойчивость:
– Что ты нашел в них? Обычная болтовня.
– Мне интересно, как устроена здешняя жизнь. Да и мужчина – любопытный субъект! Признаться, даме,