как будто в отражении могу увидеть кого-то другого. Но там все та же Кара. Почти.
Эта Кара не такая яркая, словно потухшая, как те браслеты, которые больше не светятся без магии и стили не более чем безделушкой.
Темно-русые волосы потускнели, лицо осунулось и побледнело вместе с веснушками, янтарные глаза больше не лучились. Осторожно откладываю зеркало и кладу подбородок на колено, уставившись в серую стену дождя. Я всегда так любила осень, но в этот раз она тяготит и, словно контрольный в голову, своей непогодой вгоняет в тянущую тоску.
Решение внутри вдруг рождается внезапно и твердо. Отыскав бумагу и ручку, я пишу заявление об уходе и, поставив подобным образом точку, даже вздыхаю легче. Пора эту жизнь учиться жить иначе.
– Мне точно нужно быть здесь? – нервно одергиваю пиджак, глядя на отца, собранного с иголочки.
Он поднимает взгляд от документов, строго меня оглядывая и в его глазах сразу считываю предупреждение о том, что он не желает сотрясать воздух на эту тему. Джеймс Грин всегда выглядит безукоризненно по-деловому, всегда в каких то переговорах, всегда на связи с кем-то, всегда занят. Еще бы, отец вот уже много лет является членом Совета Управления Магией, да еще и политиком и давно живет на два мира, связывая их и регулируя. Защищая интересы людей, одаренных магией и при этом внедряя привычный обычным людям мир в наш закрытый и недоверчивый.
Эта высокопоставленная должность сделала из него практика с чертовски железными принципами и тяжелым характером. Хотя я уже давно считаю многие его действия открытой тиранией. При нем произошло множество реформ, ужесточающих применение магии и контроль за ней. В том же ключе он провел и тюремную реформу, сделав жизнь заключенных настоящей каторгой. А также на протяжении всей жизни он продвигал законопроекты, позволяющие ограничить доступ к магическим книгам, старинным фолиантам, где каждый мог почерпнуть для себя совсем ненужные знания, которые могли быть использованы во вред.
Папа всегда говорил, что делает это ради мира, спокойствия и порядка. Его любила одна половина магического мира, но ненавидела другая. А я попытавшись в этом разобраться однажды, решила, что если я хочу сохранить дочерние чувства к отцу, мне не стоит углубляться в политику.
Одно время мне малодушно казалось, что его карьера откроет мне любые двери. Но отец был из тех, кто считал, что всего нужно добиться самостоятельно, поэтому никогда никакие связи для моего успеха не использовал. А когда я единственный раз сама попросила об этом, очень жестко мне отказал, отчитав как маленькую. Тогда мне не хватило буквально пары баллов, чтобы стать тем, кем я мечтала стать всю жизнь. Так мне закрылся путь в агенты, зато взяли в эскулапы. Это хоть как-то связывало меня с местом, где я так хотела быть, ведь на плановые задания мы часто выезжали боевым и лекарским составами, и я все равно была так или иначе причастна к оперативным действиям.
Что ж, теперь меня уже ничего с этим не связывает. И снова быть в Бюро, где сегодня состоится суд, мне не хочется.
Оторвавшись