Вельможная имела обыкновение в это время суток сидеть у окна своей квартиры – того, что во двор. После рождения дочери расплылась, выходить в мир стало ей тяжко, поэтому утром, подобно сказочной красавице, садилась к северному окошку – к тому, что выходит на улицу, а вечером перебиралась к этому, южному. И витязей посылала на подвиги.
– Вася! Выдь, послушай, про что они. С письмом чего-то. А я тебе говорю выдь! После расскажешь.
Значит, муж, а не кот. Кот, если что и услышит, ни за что не расскажет. Не так воспитан. Джентльмен.
Очевидно, Вася Вельможный, в мальчишестве Дубровский, поддался на уговоры. Ключик услышал как: «Василий Степанович, вот вы как человек высокообразованный скажите, кто виноват?» – слегка задыхаясь, выговорила Резиновая Зина.
– Философ-водопроводчик! – иронически прокомментировала неподражаемая Ядвига.
Василий Степанович Дубровский на самом деле получил хорошее образование, окончил философский факультет университета, но обзаведясь семьёй, сменил фамилию и сделался слесарем-водопроводчиком. Пристрастия к философским умопостроениям не утратил, однако под давлением обстоятельств и жены приобрёл новую склонность – ноблесс оближ! – запил.
– А что тут у вас такое? – хотел спросить Василий Степанович, но получилось у него только: «Ашот тутуас акоэ?» – поскольку конец рабочего дня уже был отмечен должным образом.
– Фу-у! – сказала Ядвига Адамовна. Надо полагать, вопрос угодил в неё вместе с выдохом.
– Ай! Да вы сядьте, Вася, – засуетилась Резиновая Зина, в которую угодил не вопрос, а сам Василий Степанович.
Во дворе завозились, покрикивая изредка: «Фсёяссам!» «Сюда, Вася, на крылечко. Осторожно!» «Ашот тутуас?» «Вот он, ваш пролетарий умственного труда, Зиночка, во всей красе».
– Траит суа квемкве волуптас! – звучно и неожиданно отчётливо изрёк, утвердившись на крыльце Вельзевулова логова, философ-водопроводчик.
– Знаю я ваши страсти, – заметила Ядвига Адамовна Вишневская, непримиримая к чужим порокам.
– Правильно, Василий Степанович, все беды от попов и ханжей, – поддержала соседа Зина. Латыни не зная, подозревала, что всякое латинское высказывание имеет клерикальный или антиклерикальный смысл. – Кстати, о ханжах. Павлика бы вызвать сюда, если он дома. Кажется мне, Ядвига Адамовна, что вы с ним по квартирному вопросу снюхались.
«Вызвать в собрание товарища Зайца и отхлестать, – подумал Ключик. – Зина соскучилась по партактивам».
– Снюхались?! Вы полагаете?! – вскипела госпожа Вишневская. – Что ж, позову, если вы настаиваете. Но вряд ли он дома.
– Нусквам эст куи убикум эст! – заявил Василий и скабрезно хихикнул.
Вишневская не услышала, ушла звать Зайца, а Зинаида Исааковна не поняла, сказала только: «Не выражайтесь, Вася», – потому что при словах «куи убикум» философа подвело произношение. Как и предполагала Ядвига, главы семейства Зайцев, Павла