светом и пыльными стеллажами, Евлампий обнаружил себя в помещении, напоминавшем то ли съемочную площадку фантастического фильма, то ли мастерскую безумного гения, только что завершившего свои последние эксперименты. Это была “лаборатория” Григория Парадоксова, или, как про себя окрестил ее Евлампий, “лаборатория чудес” – правда, чудес с изрядной долей тревоги.
Помещение представляло собой хаотическое скопление столов, уставленных самыми разнообразными приборами, некоторые из которых выглядели вполне стандартно, а другие, казалось, были собраны из подручных материалов и больше напоминали причудливые скульптуры современного искусства. Все это изобилие было густо переплетено проводами, словно тонкой паутиной, опутывающей все поверхности, и загадочными мигающими лампочками, которые пульсировали в такт непонятным ритмам, словно глаза невидимых наблюдателей, следящих за происходящим. Из закоулков лаборатории доносилось тихое гудение, шипение и потрескивание – симфония звуков, которую, как утверждал Григорий, мог по достоинству оценить лишь человек, наделенный “особым слухом к квантовой механике”. Евлампий, напротив, ценил тишину и шелест страниц, а какофония научных изысканий вызывала у него лишь беспокойство.
В эпицентре этого хаоса, за массивным столом, где царил беспорядок из исписанных бумаг и разбросанных блокнотов, восседал сам Григорий Парадоксов. Его внешний вид не противоречил общей атмосфере лаборатории: растрепанные, как будто от мощного взрыва, седые волосы, очки, сползшие на кончик носа, и глаза, пылающие энтузиазмом, – все это делало его похожим на эксцентричного персонажа из мультфильма про сумасшедшего профессора. И, пожалуй, эпитет “сумасшедший” как нельзя лучше подходил к его поведению.
Григорий, казалось, источал энергию такой силы, что воздух вокруг него вибрировал. Он буквально светился от восторга, как ребенок, получивший в подарок долгожданную игрушку. И этой игрушкой, к удивлению Евлампия, был он сам, а точнее – его способность чихать.
“Евлампий, мой дорогой Евлампий!” – воскликнул Григорий, его голос дрожал от волнения и радости. Он резко поднялся из-за стола, и его жесты были настолько порывистыми, что Евлампий невольно отшатнулся на стуле. “Вы – уникальный феномен! Ваши чихи – это… это… квантовые флуктуации, преобразованные в исторические импульсы!”
Евлампий вздрогнул от такого напора. Он не привык к подобным проявлениям чувств, особенно от незнакомых людей, да еще и в столь необычной обстановке. “Квантовые… чего?” – пробормотал он, пытаясь осмыслить услышанное. Слова Григория звучали как обрывки из учебника по физике, переплетенные с терминологией из научно-фантастических романов.
Григорий заразительно рассмеялся, его смех был таким же резким и внезапным, как и его движения. “Ах, Евлампий, это же элементарно! Представьте себе, – он схватил со стола первое, что попалось под руку, а именно – яблоко, по всей видимости, забытое там