Гнедича и Вересаева. Он с интересном и оживлением, но не без нотки стеснения спросил:
– Ты читала мифы? – Тихон чувствовал, как быстро у него бьётся сердце, как в голову ему проникают странные и пренеприятные мысли. Не на поверхности сознания, а где-то там, на периферии, на грани осознанного и бессознательного крался вопрос: «Почему она так красиво и празднично одета при том, что сама пошла в лес?». Следом, как гром после молнии, выскочил второй вопрос: «Если она хотела одеться красиво и изысканно, то почему сидит босая?». Третий вопрос, самый грубый и отрезвляющий, прорвался через злополучную границу и почти рывком проник в мякоть сознания. Он заставлял кричать, вопрошая: «И какого чёрта притащила она этот тяжёлый и дорогой стул в лес за километр от деревни?». Однако Тихон, уже не слышавший голос разума, едва ли улавливающий странность сей ситуации, отогнал все вопросы и нервно ждал ответа. Неизвестная, играясь, сделала голос тише и, состроив серьёзный вид, продолжила так, будто собиралась поведать великую тайну:
– Я не читала, но мне рассказали всё те, кто лично всё видел. Истории то были интересные, но я не вижу смысла в особом увлечении ими. Миф есть лишь реальность, в которую уже не верят. Миф – и не сказка, и не быль. Может быть, мы тоже с тобой уже чьи-то мифы, просто пока ещё не знаем. А когда умрём и разложимся, остатки наши будут жить в сказках потомков, подобно тому, как из трупа рождается червь, из смерти – жизнь. – Девушка, произнося эту речь, говорила спокойно и тихо, без радостей и печалей, но под конец, при словах о трупе и черве, её лицо просияло милой улыбкой, а пухленькие губы, чуть-чуть приподнявшись, едва показали кончики небольших и ровных зубов. Тихон, переставший на всё, кроме своих любимых сказок, обращать внимание, хотел было возразить, оборвав эту глупую и наивную речь, ответив, что всё это – чушь, что миф – это только выдумка старых и глупых людей, боящихся дождя и грома и ищущих защиты у Богов. Он даже начал, говоря с долей насмешки:
– Правда в том… – Он чувствовал себя таким правым, таким уверенным, когда дело касалось его любимых историй, о которых, как он думал, он знал всё, что разгорячился и даже чуть-чуть покраснел. Внутренний мир его – чуткий и направленный на самого себя в этот момент – рухнул, обратившись в пыль, когда незнакомка, не дав ему развить мысль, оборвала его и, подхватив его мысли, сама начала управлять течением:
– Правда в том, что мифы – чушь, что это лишь выдумка глупых дикарей, что боялись и смерти, и болезней, и грома. И конечно, они, как и все слабые люди, а замечу, что все люди по натуре своей слабые, искали защиту у Богов, ведуний, духов. Им создавались целые культы, из дерева или камня вырезались идолы. Но это только правда – она у каждого своя, потому что каждый волен верить в то, во что он захочет. Истина же гласит, что тонкая грань между реальностью и нереальностью для человека почти не ощутима. И пока одни, увековечивая себя, с приходом смерти из людей перерастают в мифы, другие пытаются доказать себя через