бабушка для дождливых весенних дней и в холодное летнее время. Тихон снял ботинки, повесил верхнюю свою одежду на крюк, шапку закинул на верхнюю полку и прошёл дальше. Его ждала кухня – небольшая комнатка, в которой, впрочем, умещалось всё, что только могло быть нужно на кухне: шкафчики с посудой, квадратный аккуратный столик с клеёнчатой скатертью, духовка, уже разваливающаяся на части и кое-где сильно затёкшая жиром, дешёвая жестяная раковина, корзинки, набитые луком и картошкой, которую, видимо, только вчера достали из подпола. Был там и старый советский ковёр, и газовая печка, которой больше никто и нигде не смог найти места, а потому и поставлена была она на кухне. На столе паром и жаром заходилась стопка свежих блинов, а по дому расходился волнами мерный громкий храп, начало берущий в зале. Тихон знал ещё с детства, что там, в большой и тенистой комнате, закрыв шторы, на диване прилегла отдохнуть его любимая бабушка – Елена Алексеевна.
Не став её будить, Тихон вернулся на кухню, поискал по шкафчикам чего-то сладкого и нашёл небольшую баночку мёда. Поставив на газовую плиту круглый старый и железный чайник с кусочками накипи на дне, Тихон наскоро принялся за угощение, запивая все вкусным травяным чаем, от которого шёл освежающий аромат засушенной мяты. Человек Тихон был нежный, но скрытный. И, как все скрытные люди, он не хотел как сам быть замеченным, так и не хотел, чтобы его чувства люди видели насквозь. Любви к родителям он стеснялся, и, хоть с бабушкой можно было бы стать чуть ясней, Тихон не смог преодолеть этот высокий порог, и сердце доброе спрятал глубже в сухую и слабую грудь. Хорошенько наевшись, он из рюкзака достал свой блокнот, вырвал оттуда страничку, на ней быстро нацарапал огрызком карандаша: «Привет, бабушка. Поел. Устал, сейчас пойду спать. Тихон». Едва докончив фразу, Тихон подхватил большую свою сумку и пошёл с ней в старую детскую комнату. Собой она представляла нагромождение воспоминаний. Там было всё: и старые игрушки, и оставленные тут специально, и забытые; и школьные исписанные какими-то чёртиками тетради, и книжки сказок, и неинтересная школьная литература пятиклашек, как-бы случайно оставленная на полке, и плюшевый большой и пыльный медведь, израненный в битвах, но подшитый и подлатанный Еленой Алексеевной, и одежда, уже потёртая, заплатанная и маленькая, сохранённая под глупым и странным предлогом «а вдруг Тишка наденет ещё. Вещи то хорошие…»
Бросив рюкзак на пол, Тихон достал телефон, распутал крепкий морской узел наушников и, надев их, плюхнулся на кровать. Была она обычных размеров, во-первых, потому что в деревушке мебельных магазинов не наблюдалось, а потому решили поставить взрослую койку в детскую, а во-вторых, потому что бабушка Тихона женщина была дальновидная и всеми правдами и неправдами уговорила всё-таки всех, что обычная кровать вместо небольшой детской в тысячу раз полезнее – она на вырост будет.
Тихон не был светочем науки, и кроме мифов и литературы, вообще-то, больше интересов особо не имел, однако подростком всё-таки был не