у меня есть алгоритм действий и это радует и обнадеживает. Я , как Архимед, умный и голый, только бороды не хватает. Адреналин бодро выплеснулся в кровь, заставляя сердце стучать быстрее. Это у меня так всегда, когда нахожу верное решение.
Неподъемные гробы пришлось опустошать от жильцов. Мертвяки не сопротивлялись, покорно превращаясь в бесформенную груду костей и истлевшей одежды на каменном полу. Пустые и без крышек гробы становились похожими на удлиненные ящики вполне транспортабельными для моих потрепанных силенок. Немного фантазии и инженерной мысли, и дело начало спориться. Пыхтя, как паровоз, подтаскиваю к цилиндру, подымаю на попа, закидываю наверх, укладывая параллельно с каменным саркофагом. Один с одной стороны, второй с другой, больше не помещается. Затем вскарабкиваюсь на цилиндр и аккуратно укладываю в стопу поверх саркофага. Первые три укладываются друг на друга легко. Первый дном вниз, второй дном вверх, третий опять вниз. На следующие три уходит остаток сил, грязь вместе с потом опять течет ручьем, кругом пыль, а в глазах пляшут звездочки.
При установке пятого гроба случилась авария. Когда я втащил его на стопу, то не рассчитал баланс противоположного края. В результате он перевесил, и гроб рухнул вниз. А следом я. Мне повезло, что упал на разбросанные крышки, а не на голый пол. Поотшибал себе бока и локти. Какое-то время лежу, не вставая, пока холод не погнал опять работать. Упорство и труд все перетрут, и вот моя «вольная лестница» готова.
Любуясь своим произведением снизу, нечаянно спотыкаюсь о груду костей и падаю прямо в стоящий рядом пустой гроб. Так устал, что не в состоянии пошевелиться, на секунду прикрываю глаза и мгновенно засыпаю.
Сколько проспал? Лишь мертвецы о том ведают. Меня радует, что появились силы, а это главное. Чуть разминаю затекшие члены и начинаю, едва дыша, карабкаться на стопу уложенных друг на друга гробов. Раз – ступенька, передых. Два – ступенька, передых. Три – ступенька, не спешу, так как понимаю, что сил может не хватить на повтор. А вот и труба, на глаза наворачиваются слезы. Это слезы радости, вот она – свобода!
Хватаюсь за выступ в начале трубы, чтоб подтянуться. Но боги, что это? Мои стертые в кровь пальцы хватаются за что-то мягкое, теплое и живое. Резкий писк – ножом по ушам, следом – хлопок и удар по лицу. От внезапного испуга инстинктивно отшатываюсь и, панически махая руками, теряю равновесие. Эх, не быть мне циркачом. Я с гробами вперемешку лечу вниз и с грохотом расшибаюсь о каменный пол. В полете успеваю заметить, как кто-то хаотично летает по склепу, истерично пища.
Кто мне скажет, насколько сильно я отбил голову и провалялся в забытье? Никто, тут нет ни одной живой души. Есть лишь предположение, что холод, которым пропитан камень, не дал мне долго валяться в груде костей и трухлявой щепы. Я предполагаю, что это обстоятельство спасло меня, и еще кое-что. Когда мы кубарем летели вниз, то гробы меня опередили и успели упасть первыми. Они разбивались в труху, собой подстилая мне «соломку». Ну, а я сверху приложился.