совсем заплутал. Флейта продолжала звучать где-то совсем недалеко. В сторону её убаюкивающих звуков и направился заплутавший в тумане человек.
Неожиданно с деревьев заструился мягкий голубой свет, как будто кто-то зажёг фонари, чтобы указать путь к мелодии. Даже в самой тёмной чаще эти огоньки стали маяком для ищущего глаза. Монах, спотыкаясь о препятствия, скрытые под цветочным ковром, ориентировался на звуки флейты и свет, исходящий от деревьев-фонарей.
Внезапно музыка оборвалась. Одновременно с ней погасли и путеводные огни. Туман медленно рассеивался.
– О, Недзи… – чувство тревоги нарастало.
Наступила гробовая тишина. Не было слышно ни сверчков, ни птиц. Ветер словно обходил лес стороной, не желая нарушать гнетущую атмосферу. Но что-то зашевелилось среди растений. Цветы пришли в движение, будто кто-то невидимый их касался. И тут послышался крик мальчика. Путник побежал на звук его голоса, стараясь не задеть странные цветы, которые двигались так неестественно.
Вдруг флейта зазвучала вновь. Растения замерли, а туман и огни опять появились. Звуки мелодии слышались всё ближе. Так почему же мальчик кричал?
Монах попытался ускорить бег, но споткнулся и упал в цветы. Густые фиолетовые лилии, высотой почти по пояс, мягко приняли падающее тело в свои нежные, но крепкие объятия. Бутоны накрыли сверху, как тяжёлое покрывало. Человек в белом, лежащий на цветочной «перине», почувствовал, что не только не может подняться, но даже пошевелить пальцами. Это казалось невозможным. Ясное сознание уходило всё дальше и дальше, погружая монаха в сон. Он стал заложником неведомой силы, которая оказалась гораздо мощнее его самого.
Но чудо! Музыка прервалась, и бесконечно сонное состояние вмиг исчезло.
Однако, помимо нашего путника, из гущи цветочного плена начало подниматься что-то ещё.
Корни растений отпускали восставших духов, одетых в разные одежды, с разным оружием: от вил и крестьянских обносков до боевых мечей и доспехов древних воинов. Эти полупрозрачные сущности словно застряли между жизнью и смертью с пустым выражением лица и тёмными глазами, не знающими покоя. У них была ещё одна общая черта – смертельная рана. У кого-то – отверстие в теле от обычного колющего удара, у других – отсутствие части ноги или руки. А некоторые призраки и вовсе – были лишены головы. Вся эта нечисть, как и монах, стоявший среди неё, пробудилась одновременно, в момент, когда исчезли звуки флейты.
Не упокоенные души, как показалось монаху, повернули головы, у кого они, конечно, остались на своём месте, в его сторону. На самом деле, их глаза смотрели сквозь человека, на своих призрачных врагов. После нескольких секунд неподвижного противостояния мёртвые воины внезапно ринулись друг на друга. Их мечи со звоном скрестились в массовой битве. Часть духов устремилась куда-то в лес, другие выпустили в них стаю стрел, чтобы остановить. Ещё один град стрел обрушился на бойцов-крестьян. Призраки получали удары несовместимые с жизнью,