но турки так плохо наводили свои пушки, что не причинили греческим судам никакого вреда, несколько пуль прошли только сквозь паруса. Пожарный корабль попытался взять корабль паши на правый борт; но капитан слишком быстро поджег его, и паша успел взять галс, и он немедленно поставил все паруса, чтобы уйти с его пути. Она прошла близко от его кормы, и если бы капитан задержался хоть на минуту, чтобы поджечь ее, цель была бы достигнута. Команда пожарного корабля поднялась на борт адмиральского судна, и флот начал выходить из канала. Турки, поняв их намерение, пустились в погоню и вели огонь всю ночь. Греки, простояв до рассвета, вышли тем же проходом, которым вошли; турки же вышли из канала тем, что был на азиатской стороне, и таким образом почти соприкоснулись с греческими судами, оставшимися снаружи. Один из их бригов, преследуя один из огненных кораблей, послал шлюпки, чтобы взять его на буксир, а капитан Балгари атаковал турецкий корабль и заставил его отказаться от погони. Греческий флот, вновь собравшись, направился к Ипсаре; капитан-паша выказал желание преследовать его, но его флот, находившийся у берегов Азии, не обратил внимания на его сигналы. На следующий день они вновь заняли свой пост в проливе.
На военном совете, состоявшемся на борту греческого флота, было решено воспользоваться темной ночью, чтобы снова напасть на врага. Было решено, что два пожарных корабля должны войти в пролив северным проходом, в этом месте часть судов должна остаться, чтобы принять на борт свои команды, когда они выполнят свою задачу, а другие суда должны продолжать крейсировать у южного прохода, на случай, если ветер заставит их пройти пролив на всю длину.
Ночь на 18 июня оказалась благоприятной для предполагаемого нападения на турецкий флот, и два пожарных корабля направились к проливу: один под командованием Константина Канариса, «Ипсариота», другой – под руководством капитана «Гидраота», Джорджа Пепиноса. Канарис, ставший впоследствии столь знаменитым, никогда не отличался яркими подвигами, а его маленький рост, робкий вид и смущенные манеры мало свидетельствовали в пользу его храбрости.
Когда они проходили мимо Спалмадских островов, то оказались на мели в пределах выстрела двух турецких фрегатов. Люди Канариса потеряли мужество, и он сказал им: «Если вы боитесь, бросайтесь в море и плывите к вон тем скалам. Я сожгу пашу». В девять часов вечера поднялся ветерок, и они вошли в пролив; Канарис обнаружил, что его судно не так хорошо плавает, как судно Пепиноса: «Друг, – воскликнул он, – если ты пойдешь впереди меня, ты сожжешь судно раньше, чем я успею выйти на дорогу, и наше предприятие будет выполнено лишь наполовину. Позволь мне идти первым, и ты обязательно придешь вовремя и выполнишь свою долю».
Наступил рамазан, и турки проводили вечер в радости и празднестве; флот был освещен, а корабль капитана-паши, в частности, был украшен большим количеством цветных ламп. Несколько капитанов других