но его нигде не видно. Спрашиваю себя – а вдруг ему уже предъявили обвинение? И какой приговор вынесли? У меня холодеет сердце, и я зажмуриваюсь. Юджин меньше всего заслужил наказание. Он боготворил Ноя. Он сделал бы все, чтобы помочь ему и, по определению, мне. Он пошел за мной, потому что беспокоился, а я, в качестве особой благодарности, подвела его под монастырь.
Адвокат ждет у автомата с газировкой. Его зовут Джеральд, фамилию не помню, и он знаком с Джулиет с детства, они выросли на одной улице. Папа и Джулиет появляются через несколько минут – они дождались школьного автобуса для Элби и завезли Грейс в детский сад. Рукав пальто Джулиет испачкан фиолетовым средством для чистки труб. Все переговоры с Джеральдом быстрым шепотом ведет она, а я скармливаю автомату мятые долларовые купюры в обмен на диетическую колу.
– Все знакомы с ситуацией, – говорит Джеральд. У него густые кустистые брови и квадратные, как у боксера, плечи, он скорее похож на торговца машинами, чем на адвоката. На коленях у него лежит желтый блокнот, на обложке – мои имя и фамилия и сегодняшняя дата. Почерк у него хуже, чем у Элби. – Постарайся не волноваться, – говорит он, хлопая меня по коленке огромной волосатой ручищей. – У меня ощущение, что все закончится очень быстро, мы войдем и сразу выйдем.
Джеральд ведет нас по коридору, мимо зала заседаний, в маленькую угловую комнатку – выглядит она как библиотека или личный кабинет.
– Здесь проводятся слушания по делам несовершеннолетних, – объясняет он. – В очень неформальной обстановке.
Он указывает мне на пустой табурет перед столом, а сам усаживается на мягкий стул рядом. Папа, Митч и Джулиет садятся на скамью позади нас. За ними стоят шкафы с книгами в кожаных переплетах, такими важными и солидными на вид.
Открывается боковая дверь. Входит высокая женщина с недлинными вьющимися черными волосами. На ней полосатый брючный костюм, а через руку переброшена темная мантия. Женщина закрывает дверь и вешает мантию на крючок. У меня возникает смутное ощущение, что я ее откуда-то знаю, но не могу вспомнить.
– Доброе утро, – приятным голосом говорит она, не глядя на нас.
Она устраивается во вращающемся кресле за столом. Вероятно, это ее рабочее место, потому что на столешнице в рамке стоит фотография, где она, еще какая-то женщина и двое азиатских детей улыбаются на фоне тыкв и стогов сена.
– Доброе утро, судья Фейнголд, – говорит Джеральд.
Сидящие сзади хором бормочут приветствие.
– Что ж, посмотрим. Тэмсен Бэрд. Семнадцать? – Она смотрит на меня и впервые оглядывает зрителей. – Бэрд. Кажется, мне знакомо это имя. – Она улыбается папе. – Стивен. Как дела?
– Лори, – тихо произносит папа и прокашливается. – Судья Фейнголд.
Судья Фейнголд убирает за ухо густую прядь и на мгновение смущается. Неожиданно все встает на свои места. Вечеринки на заднем дворе у Макса. «Лори» в сарафане, спутанные вьющиеся волосы и громкий командный голос.
– Сколько лет, сколько зим.
Я