type="note">[421]. В годы первой пятилетки в СССР было возведено на пустом месте или полностью перестроено более 1000 промышленных предприятий, многие из которых работали по фордовским методам [422]. Все передовые технологии, за исключением производства синтетического каучука, приобретались у ведущих зарубежных компаний, с которыми приходилось расплачиваться твердой валютой [423]. Импортные технологии приживались с трудом и встречались только в приоритетных секторах, таких как производство стали, химическая промышленность и машиностроение. Главными строительными материалами оставались кирпич и дерево, а не бетон; на железных дорогах локомотивы приводились в действие паром, а не электричеством [424]. И даже там, где в строй вводились доменные печи и турбины, вспомогательные работы нередко по-прежнему производились вручную или с помощью примитивных орудий. Тем не менее промышленное производство заметно выросло, причем одновременно наблюдалось падение производства по всему капиталистическому миру. В царской России в 1914 году почти не выпускалось станков; в Советском Союзе в 1932 году их было выпущено 20 тысяч [425].
Под лозунгом «Догнать и перегнать» (капиталистов) режим не только выстраивал для себя новую производственную базу, но и наконец обзаводился многочисленным рабочим классом [426]. Численность наемной рабочей силы достигла величины, запланированной на 1932–1933 годы, уже в 1930 году. Полная занятость, эта волшебная идея, находила отклик во всем мире. К концу 1930 года число безработных достигло 2,5 миллиона в Великобритании, более 3 миллионов в Германии (вскоре оно там удвоилось) и более 4 миллионов в США (где оно вскоре утроилось). Однако исчезновение безработицы в СССР породило беспрецедентную текучку рабочей силы – у рабочих появился выбор, – которая, в свою очередь, вызвала к жизни такие драконовские меры, как тюремный срок за нарушение трудовой дисциплины и халатность и введение обязательных трудовых книжек, позволявших осуществлять контроль над перемещениями рабочих [427]. Многие рабочие и некоторые управленцы попадались в сети спорадически проводившихся облав, однако избыточный спрос на рабочую силу при ее ограниченном предложении подрывал все попытки режима планировать распределение рабочей силы. Текучесть населения достигла ошеломляющих масштабов: в города и на строительные площадки, в ходе выполнения плана ставшие городами, насовсем переселилось до 12 миллионов жителей деревни. (Население Москвы, куда стекались и мигранты из других городов, выросло с 2 миллионов до 3,7 миллиона человек [428].) Многие перебирались с места на место [429].
Центральная власть не издавала никаких специальных указов о запрете частной торговли, однако Сталин повел атаку на нэпманов (торговцев [430].) Число магазинов и киосков, в 1928 году превышавшее 600 тысяч, сократилось до 140 тысяч. Партийно-государственный нажим ощутили на себе и кустари-одиночки. (После чего Молотов сокрушался насчет крайней