ловило каждый звук, каждое движение, и он видел, как лезвие опускалось к её груди, медленно, но неотвратимо. Он вспоминал её – её силу, её грацию, её тепло, что согревало его в самые тёмные ночи, и теперь этот фанатик хотел отнять её у него, принести в жертву ради своей безумной веры. Его гнев вспыхнул, как огонь, и он крикнул: «Ты не тронешь её!» – его голос эхом разнёсся по залу, заглушая заклинание. Жрец повернулся к нему, его маска отразила сияние «Эфирного клинка», и он ударил заклятием – луч света вырвался из его руки, ослепляя и обжигая, но Алексей уклонился, его тело двигалось быстрее мысли, и он бросился к алтарю. Стражи ордена встали на его пути, их копья метили в него, но он сражался, его клинок рассекал воздух, разрубая доспехи и плоть, кровь брызгала на стены, и он пробивался к ней, шаг за шагом. Жрец засмеялся, его смех был как скрежет, и он сказал: «Её кровь – ключ к нашей победе», – но Алексей не слушал, его разум был полон её образа, её алых глаз, что смотрели на него с верой. Он ударил клинком в одного из стражей, тот рухнул, хрипя, и он шагнул ближе, его грудь вздымалась, пот стекал по лицу, но он не останавливался. Жрец поднял руку, новый луч света метнулся к нему, но Алексей встретил его «Эфирным барьером», сияние отразило атаку, и зал задрожал от столкновения сил. Он видел её – её слабое дыхание, её кровь, что текла в чашу, и это гнало его вперёд, его любовь была его оружием, его ярость – его щитом. Он не даст жрецу завершить ритуал, он не даст ей умереть – она была его всем, и он сражался за неё, как никогда прежде.
Алексей рванулся к алтарю, его рёв сотряс стены цитадели, как раскат грома, что разрывал небо, и этот звук был полон ярости, боли и отчаяния, что горели в его груди. Его «Эфирный клинок» пылал ярче, чем когда-либо, его свет резал тьму зала, и он бросился на жреца, его шаги были как удары судьбы, что приближали конец этого кошмара. Жрец встретил его заклятием – волна света вырвалась из его рук, её жар опалил воздух, и она устремилась к Алексею, но он уклонился, его тело двигалось с нечеловеческой скоростью, а «Сверхчувство» предугадывало каждый шаг врага. Он вспоминал её – её голос, что звал его в бою, её тепло, что обнимало его в ночи, её силу, что стояла рядом с ним против всех врагов, и теперь она лежала там, беспомощная, её жизнь утекала с каждой секундой. Его рёв был не просто звуком – это был вызов, крик его души, что拒绝放弃 (отказывалась сдаваться), и он пробивался к ней, его клинок мелькал в воздухе, как молния. Стражи ордена бросились на него, их копья звенели, их белые плащи развевались, но он сражался, его движения были яростными, каждый удар был для неё, каждый крик врага – шагом к её спасению. Он разрубил одного, его кровь брызнула на алтарь, другой упал, его копьё сломалось под его ударом, и он шёл вперёд, его гнев был как буря, что рвала их строй. Жрец ударил снова, свет хлестнул по полу, раскалывая камень там, где Алексей стоял мгновение назад, но он прыгнул в сторону, его доспехи звякнули, и он бросился к алтарю, его взгляд был прикован к ней. Её грудь едва поднималась, её кровь текла в чашу, и он видел,