вовсе не удобно, дорогая Чери! – несколько жеманно возразила Евгения.
Это очень удобно, очень! – Черубина так искренне хотела помочь, что Евгения согласилась. Она вдруг разом успокоилась и попросила подождать, поскольку хочет собрать вещи, взять самое необходимое.
С чрезвычайной озабоченностью Черубина воскликнула:
– Пожалуйста, Эжен, возьмите шкатулку с украшениями, не нужно оставлять здесь ничего ценного, что, если воры вернутся… Неужели они совсем ничего не взяли?
– Нет, но перерыли всю мою одежду, порвали шляпные коробки, я не могу понять, чего они хотели. А может быть, им заплатили, чтобы они испортили мои сценические платья? Ах, если это интриганы из театра?! Завистники! Ужасно, это всё ужасно…
Евгения ушла собирать вещи, когда вернулась, выяснилось, что придётся позвать дворника, поскольку багажа набралось на несколько саквояжей и небольшой дорожный сундук. Уже уходя из гостиной Черубина после некоторого колебания забрала оставленный Евгенией на диване веер. Хозяйка выходила из квартиры последней, в руках она держала несессер. Подъехал извозчик, Евгения уселась в коляску на переднее сидение, спиной к дороге. С ней рядом села Черубина, напротив – Альфред, придерживающий багаж. Велосипеды были вверены заботам дворника.
Всю дорогу Эжен то и дело вздыхала и мученически поднимала к небесам затуманенный взор, не забывая при этом поглядывать на Альфреда, чтобы убедиться, производит ли это на него должное впечатление. Альфред не отрывал глаз от Евгении, но взгляд его выражал отнюдь не мужской интерес. Это был взгляд художника, восхищенного творением природы и привыкшего поклоняться всему прекрасному.
Наконец экипаж приехал к усадьбе Елизаветы Дмитриевны. Прислуга перенесла багаж в дом, где гостеприимная хозяйка тотчас стала хлопотать о скором обеде для гостей, что было в ее характере, и в чем проявлялась её щедрая натура.
Евгения расположилась в гостевой спальне, она не стала разбирать вещей, а прилегла на кровать и, вздохнув, бессмысленно уставилась в потолок. Дверь приоткрылась одновременно с деликатным стуком, и в комнату заглянула уже переодетая в домашнее чайное платье Черубина. Она подошла и присела на краешек кровати. Взяла Евгению за руку, та не шевельнулась, только прикрыла глаза.
– Эжен, дорогая, Вы здесь в безопасности, у нас полный дом народу, не бойтесь ничего.
Евгения не ответила.
– Мне кажется, вокруг Вас, действительно, идёт какая-то нехорошая игра. Вы сказали про завистниц из театра, кто они? Вы кого-то подозреваете? Может быть, кто-то угрожал Вам?
– Ах, нет, Чери, мне просто это пришло в голову, потому что я не знаю, что ещё подумать! У меня в Петербурге не так много знакомых, почти не бывает гостей, и я вовсе не богата! Кому же нужно меня преследовать, сводить с ума, проникать ночью в дом?
– Сводить с ума… как верно Вы сказали! Я думала о тех цветах, что присылал