наверное, привилегия сильных: давать право на жизнь неразумным и поддерживать силы и оптимизм слабых.
«Не говори мне о толпе безумной…»
Их кегли, скрипки, крик и хоровод я наблюдаю с сильным отвращеньем:
как бесом одержим, кривляется народ, —
и это он зовет весельем, пляской, пеньем!
И бал ни за что не прекратится, пока не умолкнет громкая музыка. Никто из танцующих не спросит, и тем более не ответит, зачем это бессмысленное движение, к чему этот праздник пустоты и тщеславия.
Впрочем, если не спрашивать себя: «Зачем», – то немалое из того, за что берутся люди, может показаться вполне себе полезным делом.
«Опять ты про свою целесообразность! – весело заметит мне всё тот же бессмертный “румяный критик”. – Единственное качественное отличие Homo sapiens, как разумного существа, – его иррациональность и способность оправдывать свои действия совершенно нелепыми соображениями, если, конечно, рассматривать их с точки зрения здравого смысла».
Знаю, знаю. Безусловно, ты прав, толстопузый насмешник. Хотя я совсем не против, чтобы на «Титанике» по-прежнему играл оркестр, но очень бы хотелось, чтобы центральными фигурами на корабле были не музыканты. А пока они дуют в трубы и бьют в барабаны для танцующих палуб, не стоит удивляться, что многое на доске истории пишется мелом, которое потом легко стирается ветошью, пропитанной водой из немелеющей Леты.
Внимая Лермонтову и Фету
И с замираньем и смятеньем
Я взором мерил глубину,
В которой с каждым я мгновеньем
Все невозвратнее тону.
Мне легко представить Афанасия Фета, обращённого «лицом ко тверди» и чутко вслушивающегося в чарующий «хор светил». Всякий поэт причастен к небу, иначе откуда к нему приходит эта живительная и неодолимая сила, именуемая вдохновением? Житейская мудрость учит нас смотреть себе под ноги и не глядеться в бездну, чтобы та не смогла поразить неосторожных своим ответным взглядом. Но поэты пренебрегают этим холодным правилом и жаждут огня, способного воссиять «над целым Мирозданьем», а его может дать только небо с мерцающим «сонмом звёзд». Земля, в отличие от неба, глуха и бессловесна, «как смутный сон», и лишь там, в «бездне полуночной», можно услышать божественную музыку сфер. Однако никто не может дать верный ответ на, казалось бы, простой вопрос: почему эти услышанные «звуки небес» перенесённые на бумагу, чаще всего становятся «скучными песнями земли». Может потому, что земле назначено быть «миром печали и слёз»? А может быть потому, чтобы во всякой душе, перенесённой на землю, жило «чудное желание» слушать непостижимые голоса породившей нас бездны. И всматриваться в лицо неба, как было назначено «первым жителям рая».
Космея – парящая звезда
О мир, пойми!
Певцом – во сне – открыты
Закон звезды и формула цветка.
Всегда