отбор. Выживают сильнейшие. Слабым и тупым – нет места в этом мире. Так должно быть.
Но человечество в момент перешагнуло разумную грань. Даже самый немощный теперь мог выжить благодаря технологиям. Мы научились лечить свои недуги, которые сами же и вызывали, обходить возможности смерти от опасностей, приносящих запретное удовлетворение и удовольствие. Мы прекрасно знали, что нам вредно и что нас губит, но мы… Нет. Они. Они научились.
Мы со своими сверстниками ни хрена еще не сумели. Но все равно сами травим себя алкоголем и прочими веществами. И если многие не в курсе, что это их губит, то я прекрасно все знаю. И Кристина, и вся молодежь в нашем Сгустке из сорока семи человек. Но продолжаем травиться, продолжаем плеваться с похмелья по раннему утру, продолжаем горько откашливать черной мокротой засоренные легкие.
Уверен: мелкой девчонке Мэллори тоже плевать, что металл вкупе с табачной основой и химией может вызвать мутации генома, сузить венозную систему, воспалить каждый орган, расширить, взорвать изнутри кровотоком… Возможно, не сразу, с отложенным действием накопления.
Просто курит и разносит весь склад уже битых минут двадцать.
На кой-ляд мы за всем этим наблюдаем?!
Баба Катя… Очерчена лишь серебристым пунктиром с оранжевым отсветом. Как и все остальные.
– …чем… о… гда…
Все, что я смог из себя выдавить. Звук тут же пожирала пустота. Ясно, связи и правда никакой ожидать не стоит. В чем задумка Бабы Кати, зачем мы смотрим на эту белиберду? Какие здесь могут быть зачатки культа? Не понимаю.
Ну, подростки и молодежь развлекаются… Да, тупо, грубо, на тот момент, скорее всего, абсолютно не легально. Но на то она и молодость. Чем только кто не занимался, как только не дурачился и я сам с Генкой и остальными, чем только и сейчас не развлекается по вечерам Зеленоволосая мелкая Шельма Лея с друзьями.
Все шалили, шалим, и будем шалить. Ну разносят эти глупые склад, ну дурачатся, нарушают закон, бунтуют против системы… Я и сам бунтарь еще тот: собираюсь обрушить устои и правила, какими бы ни были они там, за большою водой и горящим плотом.
Режущий скрежет, в висках отдает сверлящей болью. Картинка искажается… Хулиганье в белом шуме и помехах теряется в дымке.
Голова… Сжимается, как орех под давлением. Дышать тяжело. Кашель. Мне…
– …слышишь? Не смей умирать! Не…
Кристина? Этот точно ее голос… Кажется, или в снежном бело-черном мельтешение точек показалось ее лицо?
– …дыши, Нэл! Дыши, и я больше не буду придуриваться! Честно…
Рыдающий голосок Леи…
Под ребрами все съежилось. Каждый орган внутри отозвался неистовым ревом. Зубы заныли. На языке кислотный привкус, рот заполняется соленой и вязкой жидкостью…
Лицо отца в спектральной плотности отчетливо выразилось…
Внезапно