однако это счастливое преобразование должно было окончательно утвердиться лишь в правление его сына. Три года спустя после своей коронации в Риме он издал замечательный закон, согласно которому ни один священнослужитель не мог отправляться в армию или участвовать в ужасах войны. Известно, как ради общей реформы Церкви он созвал одновременно пять великих соборов, которые принесли столько света и добра. По мере продвижения в леса Германии он основывал там епископства и аббатства, и за свою жизнь он создал не менее восьми епархий и двадцати четырех монастырей. Гордая Германия слишком легко забывает в наши дни, что именно эти деяния стали истоками цивилизации, которой она так гордится, и что без этого христианского императора она, возможно, оставалась бы на том же уровне, на каком была Америка до Колумба. Таким образом, святые умножались в новой империи, и их благие деяния отчасти обязаны этому великому королю, который дал им столько земель для освоения и столько душ для обращения. Он и сам обладал многими чертами святости; однако правда заставляет нас добавить, что не всеми, и что Церковь в действительности не причислила его к лику святых. По крайней мере, он явил миру бесценный пример духа самопожертвования. Достигнув мировой монархии, этот великий воин неустанно упражнялся (как говорит один из его панегиристов) не только в воздержании, которое было так редко в его роду, но и в постах, сравнимых с постами самых ревностных отшельников. И мы знаем от его историков, что он носил власяницу до самой смерти. Он был величественно прост и ненавидел все, что в королевской пышности было скандальным или бесполезным. Строгий к другим, он часто был еще строже к себе, и именно поэтому легенды и история справедливо называли его человеком из железа. Когда меня спрашивают о определении эпох упадка, я охотно отвечаю: это времена, когда все хотят наслаждаться всем и никто не хочет ни в чем себе отказывать. Но, конечно, такое определение не подходит ко временам Карла Великого, и великий император предложил своим современникам совершенно иной идеал – идеал самоотверженности и аскетизма. Увидев Карла, все Средневековье захотело ему подражать, и из этого человека из железа вышли поколения железных людей. Среди нас до сих пор есть несколько представителей этих сильных поколений. Когда их не останется, мы погибнем.
Но пора остановиться: такого человека слишком трудно достойно восхвалить. Есть две строки у Боссюэ, которые, несмотря на свою краткость, гораздо красноречивее всех наших речей. Он говорит о Карле: «Его поразительные завоевания стали расширением Царства Божьего, и он показал себя истинным христианином во всех своих деяниях». А Жозеф де Местр добавляет: «Этот человек настолько велик, что величие проникло в его имя».
Эти два писателя, пожалуй, единственные, кто говорил о Карле Великом с достойной его величественностью. После них следует умолкнуть или позволить говорить только истории.
Леон