на меня светло-карими глазами, улыбаясь растерянной улыбкой: «Тогда почему в твоих галлюцинациях ты выглядишь как совершенно другой человек? Почему ты не выбрал образ себя молодого?»
– А хрен его знает, – выругался я вслух, открыл кран, сполоснул лицо, утёрся ладонью и снова посмотрел на себя в зеркало. – Ну, что, Сан Саныч, доигрался? Говорил тебя умный доктор: поезжай-ка ты, Саныч, в санаторий. И даже путевочку предлагал по сходной цене. Так нет же, всё молодого из себя корчил. Докорчился… Инфаркт миокарда – вот такой рубец… И коматозный бред… По-другому я тебя объяснить не могу…
Я потыкал в зеркальное отражение. Указательный палец ткнулся в гладкую прохладную поверхность. Юноша внутри зеркала тыкнул в меня, растерянно любуясь молодой ухоженной физиономией, с непослушным вихром, волевым подбородком, спортивной фигурой, облачённой в рубашку с пиджаком.
– Пиджак… – я уставился на отражение – Пиджак – это хорошо. В пиджаке могут быть документы. Пусть морда другая, но имя-то я не мог себе выдумать, – бормотал, обхлопывая себя по вполне приличного клифта в поисках карманов.
Карманы оказались на месте. Я сунул руку во внутренний, надеясь на то, что вместо документов не вытащу какого-нибудь кролика. Сразу станет ясно, что глюки продолжаются, я вернусь в салон, усядусь на сове место, усну и проснусь уже в нашей местной больничке. Пусть даже в реанимационной палате, но проснусь в своём кряжистом теле, с мозолями на ладонях, с пожелтевшими от табака зубами, с седым бобиком на голове.
Пальцы нащупали прямоугольное нечто, совершенно непохожее на кролика. Ладно, была не была. Семь бед, один ответ. Быть или не быть. Курочка по зёрнышку… Так, Саныч, это из другой оперы! Вдох-выдох. Выдох – сдох. Сдох? Нехорошая мысль, отставить!
«Хорошо бы Уставчик почитать», – мелькнула мысль. Но в руках оказался простой советский паспорт с обложкой тёмно-зелёного цвета. С фотографии на меня таращился молодой пацан с тощей шеей, с перепуганными глазами.
Ещё одним документом оказался военный билет. «Молодец, в армии служил», – мысленно похвалил я. Хотя в советское время от армии редко косили. Не служил, значит, не мужик.
С военного билета смотрел тот же парнишка, но уже обритый наголо. Егор Александрович Зверев. Зверь, стало быть.
Зверев, Зверев… Не знаю никого с такой фамилией. Откуда она взялась в моей голове? Я уткнулся лбом в прохладное стекло, прикрыв глаза. Какие-то чересчур правдоподобные галлюцинации получаются.
– Товарищ, с вами всё в порядке? – раздался строгий женский голос после аккуратного стука в дверь.
– Да… – сиплым голосом отозвался я.
– Не задерживайте, товарищ, – требовательно велела женщина, судя по всему, бортпроводница.
– Да-да, выхожу, – пробормотал я, сунул документы в боковой карман и наткнулся на хрусткую бумагу.
Хотел было достать, посмотреть, что ещё нашёл, но в двери снова постучали. Я ещё раз ополоснул лицо и вышел. В туалет тут же просочилась недовольная мамаша с девочкой-толстушкой в кудряшках, перепачканная