калеку, который, тяжело опираясь на трость, пытался собрать милостыню в толпе. Вместо правой ноги у него торчала деревянная палка, и он, постоянно спотыкаясь, громко цокал, ударяясь о камни мостовой.
Кто-то захихикал, ткнув пальцем в сторону безногого, кто-то кинул ему в кружку горсть ничего не стоящих медных монет.
Лика, наблюдая за калекой, дернула мужа за руку, желая обратить на себя внимание:
– Нет у нас лишних драхм, чтобы переводить их на каких-то бродяг, —проворчал Уил.
Лика жалостливо взглянула на мужа.
– У нас совсем нет денег, чтобы помочь ему. Мы должны думать только о нашем малыше, – видя расстроенный взгляд супруги, произнес Уил, прижав ее к себе.
Лика тихонько вздохнула:
– Отца бы это порадовало, сейчас он видит нас с неба.
Хриплый голос жреца продолжал разлетаться над площадью:
– Каждый шаг, каждое движение, каждую мысль видит Акилин. И, видя злость, ненависть, корысть в сотворенном Им мире, Акилину больно. Он переживает за каждого из нас.
То и дело спотыкаясь, под негромкие смешки зевак калека продвинулся вперед, к храму, туда, где стояло несколько десятков, пришедших на праздник аристократов, с презрением смотревших на простолюдинов позади себя.
– Мы, сотворенные Акилиным, можем сделать мир лучше. Ведь главное в жизни – не богатство и власть, а милосердие и помощь ближнему. Бедный или богатый, крестьянин или лорд – все мы равны перед взором Акилина. Лучше истратить богатство, накормив бездомных, чем купить на него пурпурные шелка!
Послышался глухой удар и звон катящихся по площади монет.
– Куда лезешь, собака? – проорал стражник одного из аристократов, со всей силы стукнув безногого по лицу. – Господа не любят, когда у них клянчат!
Молодой аристократ, чей стражник ударил калеку, не обратил на это никакого внимания, продолжив оживленный разговор с другом.
– Пятьдесят тысяч драхм за шляпу, ну ты черт, практически святой! – похлопав друга по плечу, восторженно произнес он.
– А то! – ответил ему друг.
Безногий отполз в сторону, зло прошипев:
– Разве для этого я проливал кровь за Вистфалию? Для этого я воевал за страну, которая, когда я стал калекой, бросила меня на произвол судьбы?
– Не мешай молиться, – шикнул на него кто-то из стоящих рядом.
– Всем я мешаю, – обиженно пробубнил в ответ калека. – Как кровь проливать, то ты первый, а как потом помогать – всем лишний!
В Вистфалии не было редкостью, чтобы человек, насильно оторванный от родных мест под высокие лозунги защиты родной земли, отправлялся на чужбину, а после, израненный и избитый, оказывался брошен на произвол судьбы. Кого интересует поломанная, ставшая бесполезной пешка в великой игре господ?
Голос жреца перебил обиженное бормотание безногого:
– Все мы, искренне верящие в Создателя, равны в своем служении Акилину, в своей любви к сотворенному им миру и порядку.
Синие