стоял у речушки с якутским названием Бухалай. Зимой она вымерзала до дна, как и вторая ближняя речка – Тарын, где вода на дне оставалась лишь в больших ямах. (Оттуда её и привозили жителям в автоцистерне на питье, а у бани заготавливали гору льда). Глубина их достигала местами двух метров. Но войти выше колена, особенно на перекате, было нельзя – сшибало течением. Весной, к концу мая, речки начинали оживать. Длинные, черные стрелы трещин раскалывают лед, крупные пласты, еще примороженные к берегам, опускаются на каменистое дно, а над ними, как над белыми полянами, уже мчат синие молнии. Хариусы! Самые первые, самые крупные, золотобрюхие, упорная морда тупым углом. Боятся светлого, а прут по льду в верховья, голодные, сильные, справляются с перекатами, перепрыгивают почти метровые водопадцы. Не плавниками, а напружившимися ударами всего тела отбрасываясь от камня, пробиваются по мелководью в бочаги, под самые сопки, обильные мошкарой и кузнечиками. И там, в бочагах, плюх да плюх на приволье!
Только дивится рыболов, насадивший кузнечика на крючок и забросивший удочку в карюю от мха воду – уже выворачивается навстречу этакий «лапоть»! И шепчет про себя: «Ну, делай, делай, черноголовый!» И он бьется у ног бескрылой синей птицей. И как сюда пролезть умудрился, как попал? Ведь в ручейке, впадающем в этот бочаг, воды всего на два пальца… Ясно, как попал. Жизнь заставит – будешь крутиться. А с осенними дождями, когда вода снова подымалась, возвращались вниз и уходили в Тарын, и оттуда – в Индигирку.
Самый тяжелый отрезок пути для них – перекат, где течение сильнее. Тут их и подстерегают с удочкой. Рыбалка на хариуса начинается с сооружения так называемой загородки. На Тарыне у нас было много удобных галечных кос и перекатов. Придя на косу и выбрав подходящее место, рыбак начинал таскать валуны и выкладывать их по дну. Забредал вглубь, насколько позволяло течение. На берегу, под рукой, – множество принесенных коряг и целых, выдранных половодьем лиственниц. Дерево это – долгожитель, вымоченное и высушенное на солнце, оно становится крепким, как кость. Один или два таких ствола с корнями, похожими на куриную лапу, закрепляли на кладке из валунов. Потом притыкали коряги поменьше, прижимая их камнями. Часто загородку делали несколько рыбаков.
Здесь, у загородки, как они говорили, образовывалась тишинка. Рыба, шедшая на перекат против течения, чувствовала ее и вставала немного передохнуть. Тут-то ей и подплывал прямо к носу желанный, красный червячок. Поплавок забрасывали на бровку, обозначавшуюся пеной, и его неспешно несло навстречу рыбе. Он проплывал свой путь за минуту-другую, и удочку снова надо было перекидывать. Выжидать, когда подойдет косяк хариусов. Клевало лучше у самого края загородки, в самом тихом месте. Чем дальше от него, тем быстрее становилось течение. Просто так, без загородки забрасывать удочку в быстрину было бесполезно. Червяка срывало, да и несло так, что хариус не успевал его даже заметить. Особенно хорошо клевало по весне на вечерней и на утренней зорях.
Я всю неделю