Спрятали мы его, не дали забрать вашей опеке, а потом хорошие люди усыновили. Вырос и стал правой рукой главы села. Нашего. И скоморошьего союза. А ты разве не знаешь его?
Дед хитро улыбался.
Вот так поворот! Митя, он же Дима, правая рука Главы села, Павла. Почему я не догадалась раньше? Ведь видела фотографию семилетнего мальчика в материалах дела. Почему не поняла, что он и Дима – одно лицо?
Как же не вовремя мой отец со своим законом. Можно было бы аккуратно расспросить Диму об этой истории.
– Слушай, а ты бы не могла как-то повлиять, чтоб меня не сильно изменяли?
Дед смотрел на дверь врача-психокорректора, как на пыточную средневековья.
– Как? Я же тут не начальник.
– А ты попроси. Попроси все-таки. Ты ж полиция, тебя послушаются. Глядишь, и я что-нибудь еще вспомню о том времени. Сейчас как раз моя очередь.
И дед, обняв меня за талию увлекал к двери врача. Вот манипулятор. Пришлось сочинять историю про ценного свидетеля. Врач обещала минимальную коррекцию. Дед проводил меня благодарным взглядом.
А я опять занялась размышлениями над делом 15-летней давности. Эх, Дмитрий, или хоть Павел Олегович, пригодились бы вы мне сейчас. Вдруг в памяти явственно всплыла картинка. Солнечный свет на половике и полу, кошка, играющая с солнечным зайчиком. Моя голая рука, лежащая поверх одеяла. Дима, стоящий в одних трусах посреди хаты, пьет молоко прямо из банки, так жадно, что некоторые струйки, проскальзывают мимо рта и стекают по подбородку на загорелую широкую грудь.
– А твои родители тоже в селе живут? Почему ты никогда о них не говоришь?
– Нет их в селе. Они умерли… Это долгая история. И невеселая. Как-нибудь расскажу. – Дима вытирает мокрые губы и мрачнеет от воспоминаний. – А сейчас могу рассказать тебе, как я встретил свою любимую…
Дима делает длинную эффектную паузу. Я смотрю на него с удивлением.
– Свою любимую кошку Куки, – Дима радостно смеется. Подбирает Куки с пола и бросает ко мне на диван.
– Шут ты гороховый, – смеюсь и я.
Странные кульбиты выдает моя память. К сожалению, я не помнила наших отношений, но почувствовала, что очень сильно скучаю по Диме. Видимо, они были хорошие, настоящие и естественные, как этот солнечный свет, Димина кошка или молоко, стекающее по мужской груди. Каким же искусственным, пластиковым казался мне наш мир с того дивана в доме Димы.
Я решила ещё раз осмотреть их дом, ведь там я могла ещё что-то вспомнить, и, хотя там уже все обыскали мои коллеги, но вдруг…
– Ох, не считай себя умнее всех, – одернула я себя.
Но сначала на терапию к Марье Ивановне.
На терапии я в основном отвечала на бесконечные вопросы о том, что я помню, а что – нет. Меня удивляло, что врач не делает никаких исследований. И сегодня я задала закономерный вопрос.
– Марья Ивановна, а когда мне поставят новый чип? Тогда я смогу записывать все, что происходит сейчас. А то я ведь могу и это забыть, наверное?
Почему-то этот простой вопрос привел моего нейрохирурга в замешательство.
– Видишь ли, твой мозг еще слишком ранимый, если можно