это не объясняло ни той скорости, с которой она перемещалась, ни сложнейшей траектории этого перемещения. Собственно, выглядело это так, будто ее тело трепало гигантское свирепое животное.
Спустя полминуты что-то поменялось, и Лидия зависла на одном месте, быстро кружась с разведенными в стороны руками. Подол ее балахона образовал широкое кольцо вокруг ее подмышек, и стало видно, что на ней не было белья. Спустя еще несколько секунд ее кружение замедлилось, и она начала понемногу опускаться.
Я снова поднялся на ноги, стараясь не упустить момент, когда капюшон спадет с ее головы, но каким-то удивительным образом он продолжал держаться на месте. Наконец, Лидия без сил осела на пол, низко свесив голову. В наступившей тишине было слышно ее усталое дыхание. Мне показалось, что в чем бы ни состояла цель этой постановки, достигнута она так и не была.
Что ж, вот и пришло время сознаться: на самом деле чуть раньше я солгал, утверждая, что поверил в реальность произошедшего в клубе. Поостыв, я все-таки склонялся к тому, что, подвергшись обольщению и гипнозу, сам взобрался на сцену. Теперь же, находясь в полном сознании и увидев то, что мне пришлось увидеть, я больше не сомневался: шутки кончились; тетя Джулия не сошла с ума; Лидия, безусловно, была ведьмой; люди умеют летать; мира, каким я его знал, больше не существует!
Предвидя упреки самых нежных моих читателей, скажу сразу: о да, я прекрасно помню о великой традиции американской литературы скрупулезнейшим образом фиксировать любые, даже самые трудноуловимые эмоциональные миазмы, начиная с момента извлечения будущего писателя из материнского лона. К слову, об этом же меня просил и мой издатель Рональд, уверяя, что в противном случае весь тираж этой книги будет немедленно уничтожен отрядами безжалостных карателей из «Национального круга книжных критиков». Достойно упоминания и то, что двадцать четвертая поправка, призванная устранить последствия досадной чувственной амнезии наших отцов-основателей, прямо гласит: «Буквальное, либо метафорическое описание эмоций, которые герой произведения испытывает под воздействием накатывающихся на него сюжетных волн, есть не право – это установленная конституцией обязанность каждого американского автора».
Ну что же, покорно склоняю голову под бременем столь весомых аргументов, и вот вам очень короткий отчет о том, что я почувствовал тогда, глядя на все это:
Вспомните испытанные вами отвращение и ужас после просмотра недавней телеадаптации обалденного комикса «Академия Амбрелла», вышедшей, как мы все прекрасно помним, буквально через месяц после того, как «Нетфликс» уступил коллективному судебному требованию «Гильдии сценаристов с врожденным синдромом Аспергера» уровнять их в правах с прочими собратьями по цеху; а потом добавьте к этому ваше удивление и восторг, когда в случайно подслушанном разговоре о вас два крутых черных школьных гангсты невзначай обмолвились: «Да говорю тебе, бро, он вроде нормальный белый нигга!»
Вот