инспектор, я обещаю позвонить вам, как только она будет в состоянии. Дайте мне несколько дней. Я хочу убедиться, что она может говорить с гарантией, что все сказанное не причинит ей вреда. И прежде всего это может быть полезно вам, ребята.
Полицейский в недоумении посмотрел на него. Он знал: выход, который предлагает врач, наиболее удобен для них обоих, хотя и не мог не чувствовать себя обманутым, как простофиля перед наперсточником. Он не привык, чтобы ему указывали время, но понял, что доктор не оставил ему возможности для маневра.
– Что ж, тогда делайте свое дело побыстрее, чтобы я мог приступить к своему, – наконец согласился он. – Оставлю вам свою визитку. Держите меня в курсе.
– Вы знаете, где меня найти.
Несколько мгновений они стояли и смотрели друг на друга. А после полицейский наконец махнул рукой на прощание и вышел.
Только когда дверь полностью закрылась, Коннор позволил себе перевернуть папку, открыть ее и сунуть внутрь визитку.
Кровь
Когда мы были детьми, тетя Амалия рассказывала нам на ночь сказки. Мы с Сарой сворачивались калачиком в своих кроватях и с упоением слушали.
Все ее истории не подходили для девочек, но тогда мы этого не замечали. Нам казалось нормальным слышать о демонах из другого мира, огнеглазых чертях и девушках, которые занимаются черной магией. Добавьте сюда фей и других фантастических существ, и вы получите четкое представление о том, какие сказки мы слушали в детстве.
Я не могу выбросить из головы мысли о них. С годами мы перестали бояться старых сказок. Но в детстве, когда после очередной истории тетя Амалия выходила из нашей комнаты, я умоляла Сару перебраться ко мне в постель. Множество раз мы просыпались в обнимку. Мне нравилось спать в объятиях ее тела, такого же и при этом отличного от моего. Просыпаться и видеть ее глаза, ее нос, ее рот. Ее лицо, которое я воспринимала как мое лицо вне меня. Видеть лицо Сары было все равно что умереть и парить в вышине, наблюдая оттуда за собой.
Я не могу выбросить из головы мысли о них. Истории о заклинаниях, демонах, об украденных детях, о кровавых жертвоприношениях. И я не могу перестать думать о Ксиане. О Саре. О Тео. О крови. О красоте той первой капли, которая робко появляется, стоит с силой прижать лезвие к запястью. О той капле, которая скользит по ранее неопределенному пути, направляя остальную кровь, пока все не станет красным.
А потом тьма.
И сразу за этой тьмой должно прийти небытие. После крови должна наступить тишина. Мир.
И все же я по-прежнему здесь. С воткнутой в руку иглой. Притворяюсь спящей. Делаю вид, будто не слушаю врача, который ничего не хочет знать обо мне. Того, другого, начинающего врача, который шепчет мое имя. Мой возраст. Лия Сомоса. Сорок лет.
Я не могу выбросить из головы мысли о тех днях, когда Сара лежала в соседней кровати. О тех днях, когда мы были одним целым, разделенным на два одинаковых тела. Так было раньше.
До всего.
До Тео.
До крови.
До Ксианы.
До.
Молчание
У