так и много. Убирают по плану, вчера, после того как гости ушли, убрались. Вот и не заглядывали, ни к чему, а может, и хотели заглянуть, и пробовали, но, говорю же, дверь стулом подперта была! Я сам через окно забирался, ломать не хотелось… Да и двери тут крепкие, просто так не сломаешь.
– Хорошо, ты забрался. – Макс поднял руки, успокаивая приятеля, – а знакомы эти двое были явно давно и разговаривали именно как старые приятели. – И что ты увидел? Только подробно. Давай, закрывай глаза и вспоминай в мелочах. Даже если ерундой покажется, все равно…
Егор кивнул.
Он встал возле окна, уперся в подоконник. Глаза послушно закрыл.
Сделал глубокий вдох. И заговорил отнюдь не сразу.
День выдался солнечным, и солнце проникало сквозь тонкие занавеси. Гостиная выглядела не бирюзовой – белой, но это оптический обман, Егор знал точно. Он бывал здесь не раз. И прекрасно помнил, какой должна быть комната. Бледно-голубые обои в тонкую полоску. Белая мебель, обтянутая васильковой тканью. Правда, привычный порядок оказался нарушен, что тоже было странно. Эта комната никогда не относилась к числу тех, куда допускались гости, но вот…
Сдвинули к стене низенький диванчик. И стулья выстроили в ряд. Белым пятном выделялся камин, зев которого был стыдливо прикрыт ширмой. И в глаза сразу бросались две подставки с картинами.
Да, именно на эти картины Егор и обратил внимание.
Они приковывали взгляд, хотя ничего-то особенного в них не было.
Альков. Кровать. И женщина, лежащая на кровати. Она не то чтобы красивая, завораживает отнюдь не красота, а яркая внешность. Белая кожа. Темные волосы. Глаза почти черные… Марина была блондинкой, но в чертах женщины проглядывалось несомненное сходство.
На первой картине она была одета в тонкую сорочку, на второй – обнажена, но нагота эта не выглядела неприличной. И все-таки Егор отвел глаза.
Тогда-то и заметил Марину.
Это было странно, не то, что он заметил, а то, что не увидел ее сразу. Как можно было не заметить? Она, лежала на полу, скрутившись калачиком, подтянув ноги к животу и обняв живот руками. А еще Егор ощутил резкий кисловатый запах, смутно знакомый.
Так пахнет рвота.
И еще кровь.
– «Скорую»! – закричал Егор, где-то осознавая, что вызывать врача уже поздно. – «Скорую»…
Марина была мертва.
Он все равно попытался ее поднять, удивляясь тому, до чего тяжела она сделалась. Перетащил на кушетку, а потом убрал стул, открыл двери.
– «Скорую» вызывайте, – сказал он Варваре, которая тянула шею, пытаясь разглядеть, что же происходит в комнате. – И полицию.
Егор сунул пальцы под галстук, потянул, точно желая избавиться от петли.
– Потом сказали, что она давно была мертва… Отравление мышьяком… А мышьяк в красках содержался… И самоубийство, скорее всего. Кто в здравом уме станет есть мышьяк? А когда про ссору узнали и про то, что она нервная была… В их логике все просто. Марина поругалась с любовником и решила, что жизнь окончена. Рядовой случай. Так мне объяснили.
– Но