и появились, оставляя нас в гордом одиночестве. Спортсменка вся трясётся, глаза красные, лицо залито кровью, что кажется не собирается переставать течь. Нам срочно нужно возвращаться, чтобы док, вернее стюардесса оказала ей помощь. Бедняга, не повезло так не повезло. Стянув с себя майку, прикладываю её к лицу Оксаны, после, сгоняв к ручью, начинаю умывать лицо, пытаться привести её в чувство. Главное, чтобы на фоне стресса кукушкой не двинулась, могла идти.
– Давай, красотулька, приходи в себя, очнись, всё хорошо, они ушли. Давай, вставай! – Словно дитя родное, прижимая её к груди, упрашиваю и уговариваю ту подняться. Шок, конечно, шокирована; столько раз находиться в сантиметре от смерти, тут любой не выдержит.
– Прости, Лёш, прости, я и вправду слабая, я должна была послушаться тебя, прости…
– О чем ты, – словно пытаясь её убаюкать, шатаясь вперёд-назад, ещё сильнее прижимаю к себе, не знаю зачем, целую в темечко. – Всё хорошо, мы живы, забираем воду и валим, давай, поднимайся, мы должны идти, пока никто не пришёл.
– Тебя изнасиловали из-за меня, прости…
– Не извиняйся за это, глупая, это не стоит даже твоих мыслей. Мне жаль, что тебе пришлось это видеть…
– Но они…
– Всё хорошо, давай, поднимайся, быстрее! – Встав, потянул её за рукав и поднял на ноги. Слава богу, она оказалась достаточно глупой и восприняла увиденное и вправду за изнасилование, хотя на самом деле, не считая моей поцарапанной головы, разбитого носа и губы, я испытал истинный кайф. Ощущение, которое не повторить никакой дрочкой: столько баб, и за руки, и за ноги, и на члене. В момент, когда я поднял бёдра, вогнав член той пиздоте по самые яйца, я был на седьмом небе от счастья. И, хорошо что эта малая, от испуга не смогла этого понять!
Собрав все бутылки в кучу, понимаю, в одиночку мне их не унести. Эта дурочка ещё трясётся, её ноги подкашиваются, сама она потеряна, в прострации. Если не придёт в себя, может ещё отстать в джунглях, потеряться, поддаться панике или, не дай бог, заверещать, приведя к нам тех, кого кошки назвали Чав-Чав. Открутив бутылку, единственную пятилитровку, я с размаха холодной водой плеснул на неё, заставив спохватиться, сжаться и выругаться на меня.
– Зачем?!
– Затем, очухалась? Пришла в себя?
Девушка испуганно оглянулась, обхватила себя руками, сжалась и кивнула.
– Отлично, тогда бери бутылки и пойдём! Хватит сопли жевать! – Прикрикнул на неё я, и мы, в спешке, почти не глядя под ноги, двинулись по маякам обратно. Страха почти нет. После пережитого я перестал бояться местных и стал переживать исключительно об Оксане. Вот за неё я действительно боялся, за неё и тех, кто остался на побережье.
– Там же одни женщины, одни беззащитные женщины… – Повторял я, как оказалось, вслух, а не про себя. И слова мои дошли до нежеланных ушей Оксаны, что, услышав, только и смогла, что вновь разрыдаться, прибавив шагу. В таком состоянии, в котором мы шли, вероятность попасть в ловушку существенно возрастала. С занятыми руками, с копьём чуть ли