за спиной, вынул оттуда окровавленную голову, которой, впрочем, не уступало и его собственное лицо в мертвенной синеватости. Мы с ужасом от нее отвернулись, но Горша, отдав ее Петру, сказал:
– На, прикрепи ее над дверью нашего дома; пусть всякий прохожий знает, что Алибек убит и дороги очищены от злодеев, если не считать султанских янычар!
Петр повиновался с отвращением.
– Теперь мне все понятно, – сказал он. – Бедная собака рычала, потому что почуяла мертвое тело!
– Да, она почуяла мертвое тело, – мрачно подтвердил Георгий, который незаметно вышел между тем и вернулся теперь, держа что-то в руке, что он поставил в угол; мне показалось, что это был кол.
– Георгий, – сказала ему вполголоса жена, – неужели ты хочешь…
– Брат, – вмешалась сестра, – что́ у тебя на уме!.. Нет, нет, ты этого не сделаешь, не правда ли?..
– Оставьте меня, – отвечал Георгий, – сам я знаю, что́ делать, и ничего лишнего не сделаю.
Между тем уже наступила ночь, и семья отправилась спать в ту часть дома, которая отделялась от моей комнаты тонкой перегородкой. Признаюсь, все, что́ я видел в тот вечер, сильно подействовало на мое воображение. Я задул свой светильник. Месяц глядел прямо в низкое окно моей комнаты, близехонько от моей кровати, и кидал на пол и на стену голубоватые отсветы, почти так же, как вот здесь в настоящую минуту, mesdames. Мне хотелось спать, но я не мог. Я приписал это лунному свету и стал искать чего-нибудь, чем бы завесить окно, но ничего не нашел; а между тем за перегородкой послышались мне голоса. Я стал прислушиваться.
– Ложись, жена, – говорил Георгий, – и ты, Петр, да и ты, Зденка. Не тревожьтесь ни о чем, я сам посижу вместо вас.
– Но, Георгий, – отвечала жена, – скорее же мне бы не ложиться; ты всю прошлую ночь работал и, верно, устал. Да к тому же мне присмотреть надо за старшим мальчиком. Ты знаешь, что он со вчерашнего дня недужится!
– Будь покойна и ложись; я посижу за нас обоих.
– Братец, – сказала Зденка своим тихим и ласковым голосом, – кажется, совсем никому не нужно сидеть: отец спит, и посмотри, какой у него спокойный вид.
– Ни жена, ни ты, никто из вас ничего не смыслит! – отвечал Георгий тоном, не допускавшим никаких возражений. – Говорю вам, ложитесь и оставьте меня настороже.
За этим воцарилось глубочайшее молчание. Скоро и я почувствовал, как веки мои отяжелели и сон оковал меня.
И вот, вижу я, дверь в мою комнату тихо отворяется и входит старик Горша. Но я скорее догадываюсь о его присутствии, чем вижу его, потому что в той комнате, откуда он вышел, темно. Мне чудится, что он своими угасшими глазами ищет угадать мои мысли и следить за моим движением. Вот он движет одной ногой, вот поднял другую. Затем с величайшей осторожностью, неслышными шагами, он подходит ко мне. Еще мгновение, он делает прыжок, и вот он подле моей кровати… Я испытывал невыразимый ужас, но какая-то непобедимая сила делала меня недвижимым. Старик нагнулся надо мной и приблизил свое бледное лицо к моему так близко, что я чувствовал его могильное дыхание. Я сделал тогда неестественное