кроме того, что я беременна?» Еще. Всегда есть «еще». Всегда есть что-то недосказанное, что-то спрятанное, что-то… гнилое? «Что ты, если это будет мальчик хочешь его назвать моим именем». Имя. Мое имя. В устах ее мужа. Как шутка. Как издевка. Как… как что? «Нету если. Это точно мальчик». Точно. Она знает. Она всегда все знает. «Что еще?» Нетерпеливо. Режет воздух ножом. «Почему твоим именем?» Почему? Зачем? «Чтобы был таким же умным как я». Умным. Я? Умный? «А ты что против?» Против? Чего против? Имени? Ребенка? Жизни? «Против чего?» «Чтобы ребенка назвали твоим именем». Смотрит. Внимательно. Ищет. Что ищет? Слабость? Согласие? Или… или правду? «Причем тут я, ребенок ваш вы вправе назвать его как угодно». Правильно. Формально. Вежливо. Дистанцированно. «А он говорил, что я смотрю на тебя, чтобы ребенок был похож на тебя». Похож. На меня. Ребенок. Похож. На меня. Как… как зеркало? «Говорил», – ухмыльнулся я. Ухмыльнулся. Криво. Натянуто. Как будто… как будто больно. «Так ты считаешь, что ты не при чем, и мы вправе назвать ребенка именем, которым захотим?» Снова. Снова этот допрос. Как следователь. Как прокурор. «Естественно». Естественно, как будто это естественно. Как будто я ничего не чувствую. Как будто я – камень. «А если я скажу, что ты очень даже причем, тогда что скажешь?» Причем. Причем. К чему? К ней? К ребенку? К ее жизни? «Что ты имеешь ввиду?» Не понимаю. «Как ты думаешь, я верю в ту ахинею, что наплел тебе мой муж, по поводу имени твоего и всего остального?» Ахинею. Слова ее мужа. Ахинея. Или правда? «Откуда мне знать». Ухожу от ответа. Увиливаю. «Ты же меня не считаешь глупой». Глупой. Нет. Конечно, нет. «Конечно. Ты очень умная». Умная. И хитрая. И опасная. «К чему это, я не понимаю». Снова. «Это к тому, что ребенок твой». Слова. Как выстрел. В упор. Ребенок твой. Мой. Ребенок. Мой ребенок. Свиные ребрышки на столе. Мохито. Виски. И – тишина. Тишина, которая кричит громче слов. Тишина, в которой слышно только биение сердца. Моего сердца. Или… двух сердец?
Выбрали отцом, видите ли, потому что, говорят, умен. Умен, как будто это что-то само собой разумеющееся, даже, представьте себе, достоинство. Да они понятия не имеют, что такое ум. Эта адская машина не останавливается ни на секунду. Ни днем, ни в проклятой ночи. Слова, абзацы, целые чертовы главы… неотступно преследуют, не дают передышки, ни вздохнуть, ни выдохнуть. Круг замыкается, закупоривается, в склепе, мысли… жизнь превращается в кошмар, липкий, душный, и нет избавления, пока не вывернешь наизнанку, не выблюешь, не изрыгнешь это все наружу, в виде… чего-нибудь. Нужное, ненужное – не тебе решать. Думаешь, на этом все? Ха! Бесконечный процесс, вечное рабство, никогда не принадлежать самому себе. Просыпаешься в три часа ночи, сердце колотится, а в голове – сцены, диалоги, образы… требуют записи, не дают покоя, пока не зафиксируешь, не выплеснешь на бумагу, иначе – пытка, бессонница, проклятье. Тяжкое бремя, этот… дар. Даже к психотерапевту пошел, да, к самому психотерапевту, чтобы от этих… кошмаров, наваждений избавиться.
– На что, жалуемся?
– Мысли, – говорю, – не дают покоя. Ни минуты покоя.
– Чем могу