я тех молодых людей, которых сбивает Скоропихин, нисколько не жалею.
«А ну вас с богом! – подумал Паклин. – Уйду!»
Он пришел было к Нежданову с тем, чтобы сообщить ему свои соображения насчет доставки «Полярной звезды» из-за границы («Колокол» уже не существовал), но разговор принял такой оборот, что лучше было и не поднимать этого вопроса. Паклин уже взялся за шапку, как вдруг, без всякого предварительного шума и стука, в передней раздался удивительно приятный, мужественный и сочный баритон, от самого звука которого веяло чем-то необыкновенно благородным, благовоспитанным и даже благоуханным.
– Господин Нежданов дома?
Все переглянулись в изумлении.
– Дома господин Нежданов? – повторил баритон.
– Дома, – отвечал наконец Нежданов.
Дверь отворилась скромно и плавно, и, медленно снимая вылощенную шляпу с благообразной, коротко остриженной головы, в комнату вошел мужчина лет под сорок, высокого росту, стройный и величавый. Одетый в прекраснейшее драповое пальто с превосходнейшим бобровым воротником, хотя апрель месяц уже близился к концу, он поразил всех – Нежданова, Паклина, даже Машурину… даже Остродумова! – изящной самоуверенностью осанки и ласковым спокойствием привета. Все невольно поднялись при его появлении.
Изящный мужчина подошел к Нежданову и, благосклонно осклабясь, проговорил:
– Я уже имел удовольствие встретиться и даже беседовать с вами, господин Нежданов, третьего дня, если изволите припомнить, – в театре. (Посетитель остановился, как бы выжидая; Нежданов слегка кивнул головою и покраснел.) Да!.. а сегодня я явился к вам вследствие объявления, помещенного вами в газетах… Я бы желал переговорить с вами, если только не стесню господ присутствующих (посетитель поклонился Машуриной и повел рукой, облеченной в сероватую шведскую перчатку, в направлении Паклина и Остродумова) и не помешаю им…
– Нет… отчего же… – отвечал не без некоторого труда Нежданов. – Эти господа позволят… Не угодно ли вам присесть?
Посетитель приятно перегнул стан и, любезно взявшись за спинку стула, приблизил его к себе, но не сел, – так как все в комнате стояли, – а только повел кругом своими светлыми, хотя и полузакрытыми глазами.
– Прощайте, Алексей Дмитрич, – проговорила вдруг Машурина, – я зайду после.
– И я, – прибавил Остродумов. – Я тоже… после.
Минуя посетителя и как бы в пику ему, Машурина взяла руку Нежданова, сильно тряхнула ее и пошла вон, никому не поклонившись. Остродумов отправился вслед за нею, без нужды стуча сапогами и даже фыркнув раза два: «Вот, мол, тебе, бобровый воротник!» Посетитель проводил их обоих учтивым, слегка любопытным взором. Он устремил его потом на Паклина, как бы ожидая, что и тот последует примеру двух удалившихся людей; но Паклин, на лице которого с самого появления незнакомца засветилась особенная сдержанная улыбка, отошел в сторону и приютился в уголку. Тогда посетитель опустился на стул. Нежданов сел