Этьен XIV, тучный, обрюзгший мужчина с двойным подбородком и покрасневшим от вина лицом, восседал на троне, возвышавшемся на небольшом помосте. Он был одет в расшитый золотом камзол, кружевное жабо и парик, который, казалось, вот-вот съедет набок. Рядом с ним, на чуть меньшем по размеру кресле, сидела королева – женщина с усталым, изможденным лицом и потухшим взглядом.
– Ваше Величество, – произнёс Рудольф, стараясь, чтобы голос звучал ровно, уверенно и спокойно, – заверяю вас в своём глубочайшем почтении и сердечно благодарю за оказанную мне честь. Мне было весьма приятно получить ваше приглашение.
– Граф де Плеси, – ответил король, и в его голосе Рудольф уловил… Что? Усталость? Раздражение? Скрытую угрозу? Или, может быть, всё вместе? – С тех пор, как вы связали себя узами брака, вы перестали баловать нас своим присутствием. Я решил, что пора напомнить вам о моём существовании. И о ваших обязательствах. последнию фразу король произнес в уме.
– Ваше Величество, – Рудольф снова склонил голову, – я и не подозревал, что моё скромное присутствие на ваших великолепных приёмах столь… необходимо.
– Теперь вы знаете, – король усмехнулся, но улыбка его была какой-то… натянутой, словно приклеенной. Фальшивой.
– А где же ваша очаровательная супруга? – неожиданно, словно подкравшись, спросил король, и в его вопросе Рудольф уловил… вызов.
– Она… Она нездорова, Ваше Величество, – ответил Рудольф, усилием воли подавляя волнение. – И просит передать вам свои глубочайшие извинения за то, что не смогла составить мне компанию.
– Вы шутите, граф де Плеси! – воскликнул король, и в его голосе прозвучали нотки… недоверия. – Мне докладывали, что ваша жена выглядит… превосходно. Вы, верно, прячете свой драгоценный бриллиант от наших… жадных глаз?
– Помилуйте, Ваше Величество! – Рудольф снова склонил голову, изображая на лице оскорблённую невинность. Хотя на самом деле, он был оскорблён. – Как я могу?
– Ну, хорошо, хорошо… – король устало махнул рукой, давая понять, что аудиенция окончена. – Развлекайтесь, граф. Вечер только начинается.
Рудольф поклонился и, стараясь держаться как можно непринуждённее, хотя каждое его движение, каждый жест давались ему с трудом, отошёл в сторону, присоединившись к одной из групп гостей. Всё шло… слишком гладко. Слишком… правильно. Слишком… подозрительно.
Король, конечно, продемонстрировал своё благорасположение (насколько это вообще было возможно в его положении), но… Но Рудольф слишком хорошо знал нравы, царившие при дворе Аквиларии. Он слишком хорошо знал, что настоящие мысли, настоящие чувства, настоящие намерения никогда не выставляются напоказ. Здесь, при дворе, каждый носил маску. И, чаще всего, не одну.
И ещё… Ещё он заметил взгляд. Взгляд королевы. Полный… страха. Страха за своего сына, за принца Альберта. Материнского, слепого, всепоглощающего страха…
Всё это… Всё это говорило об одном: для него,