Он придумал её, разработал все правила, пролоббировал принятие соответствующего закона… И теперь, спустя тридцать долгих лет, Лига стала неотъемлемой, органичной частью жизни высшего общества Аквиларии. Частью… его, Огюста де Монфора, власти.
Когда граф де Плеси, Рудольф, Ловкий Руди, проклинал свой злой рок, свою несчастную судьбу, свою… беспомощность, он даже не подозревал, кто на самом деле стоит за всем этим. Кто дёргает за невидимые ниточки, кто плетёт свою хитроумную паутину, кто… играет им, как пешкой на шахматной доске, безжалостно, цинично, расчётливо.
Главный канцлер помнил. Помнил всё. Каждую мелочь, каждую деталь. Помнил тот день, когда он, Огюст де Монфор, всесильный, всемогущий, привыкший к беспрекословному подчинению, получил… отказ. Оглушительный, унизительный отказ от женщины. От Анжелики де Тони.
Но дело было даже не в самом отказе. Не в уязвлённом самолюбии, хотя и это, безусловно, сыграло свою роль. Всё было гораздо глубже. Гораздо… иррациональнее.
Это случилось много лет назад, когда Огюст де Монфор ещё не был Главным канцлером, а был лишь одним из многих честолюбивых молодых аристократов, пробивающих себе дорогу к власти. Он был молод, амбициозен, полон сил и… одинок. Он жаждал власти, признания, успеха… но ещё больше он жаждал… любви. Настоящей, искренней, всепоглощающей любви. Той, о которой пишут в романах, о которой слагают стихи, о которой мечтают, но… которую так редко встречают в реальной жизни.
И вот, однажды, на балу, он увидел её. Девушку, не обладавшую, казалось бы, сногсшибательной, ослепительной красотой, но… в ней было что-то. Нечто неуловимое, призрачное, манящее… Что-то, что заставило его сердце биться чаще. Что-то, что… пробудило в нём давно забытые, казалось, навсегда утраченные чувства. Она принадлежала к старинному, но обедневшему роду, ему показалось что она его поймет и должна быть рада знакомству с ним.
Он не помнил, как подошёл к ней, как заговорил… Он помнил лишь её глаза. Большие, синие, как летнее небо, и… грустные. В них было столько боли, столько печали, столько… одиночества, что ему захотелось… защитить её. Обнять, прижать к себе, укрыть от всех бед, от всех невзгод, от всего… мира.
Он говорил ей какие-то банальности, комплименты, шутки… Он пытался казаться остроумным, галантным, интересным… Но она… Она смотрела на него сквозь. Словно его и не было. Словно он был… пустым местом.
И вдруг… Она улыбнулась. Мельком, едва заметно… Но эта улыбка… Она была настоящей. Искренней. И… печальной. Как и её глаза.
– Вы… Вы очень добры, месье, – сказала она тихим, чуть дрожащим голосом. – Но… Но я не верю в любовь. Я… Я не умею любить.
Эти слова… Они прозвучали, как приговор. Как… отказ. Но не тот, формальный, вежливый отказ, который он ожидал услышать. А… другой. Глубокий, трагичный, необратимый.
Он попытался что-то сказать, что-то возразить, что-то… изменить. Но она лишь покачала головой и… ушла. Исчезла, растворилась