О готовящемся теракте вы не заявили в Конгресс, потому что ничего не знали?
Марк замер, когда его покрасневшие глаза устремились в сторону судьи.
– Нет, – хрипло выдохнул он. – Я знал о его планах.
В Конгрессе, как и в рядах повстанцев, пронесся шлейф возмущенных голосов.
– Ваш дядя сделал вас сообщником поневоле? Он угрожал вам?
Марк даже не взглянул в сторону Леонида.
– Да.
– Помимо угроз, можете ли вы сказать, что он проявлял в вашу сторону какое-либо насилие? Он держал вас в заложниках? Ограничивал ваше общение? Контролировал ваш цифровой след?
– Нет.
– Перед тем как Леонид отправил на Мельнис свои корабли, вы пытались как-либо это предотвратить? Пробовали найти поддержку на стороне? Как-либо препятствовали его действиям? Пытались сообщить о готовящемся нападении кому-либо?
Марк дрожал.
– Нет.
– Вы помогали Леониду?
– Я был вынужден это делать.
– Это оценочное суждение. В таком случае в рамках закона ваша ответственность за случившееся приравнивается к ответственности Леонида Крамера. Вы знали о готовящемся теракте, но даже не попытались сообщить о нем, хотя у вас была такая возможность. Вы также не сделали это и после того, как обвинения ошибочно пали на Адлербергов. Верховный суд вынужден принять это к сведению. На данный момент у меня больше нет к вам вопросов.
Отстранившись, судья жестом разрешил Андрею продолжить, как будто динамик, встроенный в капсулу Деванширского, мог перекрыть гул тысячи голосов. Конгресс взорвался ими сразу после того, как судья завершил свой допрос. Андрей стоял, беспрерывно сжимая пальцы в кулаки до побеления костяшек, и с ужасом оглядывал ревущие трибуны. Я надеялась, он дышал – глубоко и медленно, пытаясь привести мысли в порядок и продумать новую стратегию защиты. Ответив на вопросы судьи, Марк Крамер только что подписал себе смертный приговор.
– Мисс, вы идете? – вновь подтолкнул меня сосед, когда я, впившись взглядом в экран, замерла на трапе корабля. Сердце глухо колотилось в груди, а кровь в ушах шумела так, что я с трудом расслышала его слова. – У вас все хорошо?
– Я… Я никуда не лечу. Простите.
Я спрыгнула с трапа и едва не врезалась в него. Ноги сами несли меня прочь, в сторону бункеров мимо стражников Конгресса, что уже начинали делать новый обход. Это было чистое самоубийство. Самое настоящее безумие. Я проталкивалась против толпы, но старалась не думать об этом и намеренно не оглянулась на звук поднимающегося в воздух корабля. Знала, что если сделаю это, то тут же пожалею.
Я ворвалась в бункер с жилыми камерами, а потом чья-то рука грубо схватила меня за предплечье и утянула в темноту. Резкий удар по голове заставил рухнуть на пол. Тело накрыла волна боли, но даже она не была яркой и оглушающей, как шок и липкий страх, что накрыли меня сразу вслед за ней. Я разглядела в темноте склонившуюся