движении. Безымянная, вплоть до названия, она стремилась всей своей благозвучной телесностью мимо мостка, замирая если только зимой, но и тогда была глубока, а значит, хотя и по самому дну под толщей льда, но продолжала истовый бег. В детском миниатюрном мирке, где деревянные перекладины ещё не скрипят под ногами, нарушение этой данности означает покушение на привычный ход вещей, тормозит их собственный бег и заставляет задуматься.
– А если сейчас назад потечёт? – предполагает Эсма, одна из двух, стоявших на мостке. – Пойдёт ли время тогда назад? – Её посмуглевшее за лето маленькое лицо лукаво щурится на утреннем солнце. – Станем ли мы обратно уменьшаться? – Пока она точно знает, что растёт, о чём убедительно сообщают карандашные отметки на дверной раме её маленькой комнаты. – Экой? – Потрёпанные сандалии упираются в бывалое дерево, хлопковое платье со смытым рисунком обнимает детские плечи и бьётся волнами об оцарапанные колени.
– Не знаю, – сомневается Экой, держа тонкие руки за спиной. – Я бы не хотел. Мне маме надо помогать, она очень ждёт, когда я вырасту.
Его ноги, обутые в облупленные коричневые ботинки, переминаются рядом. Серые шорты и футболка, сшитые из одного материала, обритая светлая голова, лицо с веснушчатой малостью черт и небольшие серые глаза при длинных ресницах.
– Чтобы понять, почему она встала, – резонно высказывается очень серьёзная Эсма, – нужно сходить или в начало реки, или в самый её конец. Или сплавать! Доделать плот и поплыть!
Русые волосы её обрамляют худое лицо, также спрыснутое краской мелких родинок. Зелёные глаза смотрят очень живо.
– Что скажешь? Ответ или в начале, или в конце.
Я точно это знаю…
Идея плота мерцает в задорном уме девчушки постоянно, но ближе всего к таковому статусу приблизилась снятая с петель синяя дверь из брошенной квартиры на первом этаже в доме №1, которая, однако, на воде имеет способность держать только одного из них, в случае обоих – непременно уходит под воду. И это не говоря о припасах, без которых любое приключение, по сути, несерьёзно, и том факторе, что дети непрестанно растут, обгоняя собственные придумки.
Дверь лежит на берегу уже больше месяца, ожидая новых находок, в тандеме с которыми, возможно, её плавучая функция приобретёт большую устойчивость.
– Легко сказать – «доделать»… – Экой осторожничает всегда, умеряя своим спокойствием авантюрный склад ума Эсмы. – Дверь тонет, бревна всего два, надувной матрас дырявый, даже если заклеить и соединить как-то всё, как ты хочешь, может всё это и не поплыть. Тем более теперь нужно грести, нужно весло…
На ум одномоментно приходит Виктор, местный дурачок, чьими усилиями дверь оказалась у реки. Именно Виктор способен без лишних вопросов провести прочие усовершенствования. Но оба молчат.
Мосток на тройку метров выдаётся в некогда шуструю реку. Он сложен из одинаковых дощечек, утерявших задорный цвет молодого дерева, но добротных ещё в своей серости. Нахмурившиеся дети стоят на самом краю маленького пирса, что прямолинейно тянется из плешивого холма, клочками тронутого чепуховой травкой.
***
На среднего роста круче тяготеет к облакам шестиэтажный дом типа хрущёвки панельной, безоконным торцом смотрящий на воду, а балконными выступами – в обе стороны, даря всем жильцам возможность честно вбок видеть пресловутую реку. Это тот самый дом №1 по одинокой тут улице Космонавтов, откуда снята и принесена деревянная дверь к воде, где, собственно, и проживают: на втором этаже – Экой, а на пятом – Эсма, и с ними ещё несколько десятков человек, но большей частью дом уже пустует. На запылённых, в прошлом белых, панелях отчётливо проступают цементные стыки, дом не старый, но выглядит жилым только благодаря вывешенной сушиться одежде.
Чуть поодаль от реки, в застарелых лесах темнеет дом №2, который возвели до пятого этажа, после чего строить, очевидно, передумали – даже не закончили крышу. А причиной всему – уже давнее онемение в своей производственной мощи здешнего завода. Дом №2 никогда не заселялся никем, кроме людей, случайно в него занесённых, и он же оказался любимым местом для игрищ Экоя и Эсмы – из-за его мрачноватой незаконченности и обширной неизвестности.
В доме же №1, где живут дети, часть дверей содержит наклейку «Охраняется МВД». Эти двери остаются целы и сейчас. Там же, где такой наклейки не оказалось, уже многократно побывали или соседи, или, что хуже, – неизвестно кто. У детей в головах мерцает невысказанное подозрение, что глянцевые наклейки на соседские двери, которые никогда не открываются, – приклеены их родителями, чтобы лестничная клетка выглядела прилично, тогда как этажом ниже или выше разорение присутствует за всеми четырьмя дверями. Но предполагается, что дети об этом не знают, так как не ходят на чужие этажи, что, само собой, не соответствует действительности.
Отделение МВД наличествует чуть поодаль, в одноэтажном приплюснутом здании, вмещающем с десяток кабинетов, и предполагает контроль за местностью вдоль реки и чуть вглубь, где медленно истлевают несколько заброшенных деревень и одно живое поселение. Половина кабинетов пустует, содержа в себе беспокойных