Цирковая мышь. Екатерина Белокрылова

Потом повторил то же с другой ноздрей и презрительно оглядел меня:

      – Ах, нашей принцессе не нравится! Может быть, тебе в Диснейланд надо? Любой ребенок благодарен был бы, ножки целовал бы. А ты носом вертишь.

      На этих спектаклях было полно народу. Куклы скакали по сцене, глаза у них были выпучены, головы мотались из стороны в сторону. Голоса актеров били по ушам, визжала некрасивая плоская музыка.

      Иногда на спектакли меня водил дедушка, и тогда мне было неважно, что это за спектакль. Однажды дедушка пожаловался Б., что на одном представлении было что-то со звуком. Музыка грохотала так громко, что я тряслась и затыкала уши пальцами.

      – Почти все дети вышли из зала, но Надя осталась сидеть – боялась, что вы ее наругаете. К чему ей такое давление на нервную систему? Тем более, вы сами говорили, что у нее музыка хорошо идет, так зачем портить уши? – сказал дедушка, когда передавал меня Б.

      – Вот и отлично, пусть грохочет, – закивал Б. – Юрий Александрович, вы за нее не волнуйтесь. Ей нагрузки любые полезны. Она у меня потом еще сочинение пишет по каждому спектаклю. А то у вас она сходит, а потом вернется и отдыхает. Пользы-то для мозга никакой!

      Седьмого января я вернулась от дедушки, а на следующий день надо было ехать в центр, на ёлку.

      Б. проводил меня до Кремля и куда-то исчез. Я вошла в высокие стеклянные двери – внутри все сверкало, воздух дрожал от голосов. Запыхавшиеся мамы стягивали с детей комбинезоны, расправляли рюшки, доставали из пакетов сменку. Я с ужасом осознала, что у меня нет никакой сменки, и тревожными шажками двинулась к гардеробу. В глянцевом полу отражался потолок с хрустальными люстрами, на мраморных колоннах висели зеркала в обрамлении ламп. Невозможно было встать так, чтобы не видеть свое отражение.

      – Где петелька? – спросила тетенька в гардеробе, мощными движениями ощупав куртку. Я стыдливо пожала плечами.

      – Передай маме, чтоб пришила. Как вешать-то?

      От гардероба выстраивалась очередь, родители толпились рядом и передавали детей агрессивно улыбающейся снегурочке. Я встала в конец, за девочкой в изумрудном платье и серебряных туфельках – она махала маме рукой, и ее распущенные белые волосы колыхались. Я взглянула на свои бурые ботинки, покрытые разводами и треснувшие на сгибах. Когда мы двинулись в зал, только мои ботинки оставляли следы на сверкающем полу. Снегурочка прошлась вдоль колонны и громко прокомментировала: «Чего это тебя на елку привели, а туфли не дали? Праздник все-таки!» После этого все одновременно оглянулись. Ветерок пролетел сквозь прозрачные рукавчики и блестящие ленты, врезался в мое вспыхнувшее лицо.