бирманский, арабский и ещё несколько десятков языков; сказку печатали в периодике и отдельными изданиями по всему миру, её экранизировали, по ней рисовали комиксы; книгу на воздушных шарах забрасывали через железный занавес. За всей этой работой стояли ЦРУ и британские правительственные структуры.
Это было нечто принципиально новое. В эпоху так называемого высокого империализма, когда почти каждый в Европе и Америке был уверен, что служит высокому делу цивилизации и прогресса, нарративы присвоения возникали сами собой и так же естественно распространялись. После Второй мировой в «бремя белых» уже мало кто верил, побеждать в привычном стиле («у нас есть пулемёт, у них его нет») стало значительно труднее, и Запад сделал ставку на мягкую силу. Неудивительно, что теперь художественные произведения создавались в том числе и по заказу, их авторов курировали, в их раскрутку вкладывались огромные средства. Отныне Запад продвигал литературу присвоения сознательно, используя опыт спецслужб и мощь информационных технологий.
Вскоре это принесло плоды. Если колониальные нарративы вызывали у цветных народов острое чувство собственной неполноценности (вплоть до желания поменять кожу), то неоколониальный миф действовал не менее разрушительно. Итогом массированных атак на культурном фронте стали подавленность у одних и стремление любой ценой покинуть область негативных оценок у других. Последние всё чаще старались присоединиться к чужим нарративам, пусть и на самых невыгодных для себя условиях. Это привело к рождению литературы присвоения 2.0. Она создавалась самими туземными авторами, которые теперь следовали логике неоколониального мифа. Это была своего рода литература пятниц, которые добровольно соглашались считать себя людоедами; Калибан забывал о несправедливостях, совершённых Просперо, – отныне его интересовало только собственное уродство.
Россия столкнулась в этим в последние десять-пятнадцать лет прошлого века, когда наше пространство историй словно узурпировали какие-то недобрые силы. В литературе исчезли фигуры серьёзного морального напряжения – их заменили одичавшие, опустившиеся, оскотинившиеся люди (алкоголики, идиоты, кретины, дегенераты, извращенцы, маньяки, выродки, проститутки, бомжи). Это были персонажи, начисто лишённые мировоззрения, интеллекта, малейших признаков духовности.
Если русские классики даже в ничтожном видели зачатки чего-то достойного, то теперь авторы старались и в достойном обнаружить скотские черты. Предметом изображения стали обыденные и примитивные проявления, свойственные как человеку, так и животному; авторы словно бы старались перещеголять друг друга в изображении изнанки жизни. Человеческое скотство стало основной темой.
Психологи знают, что негативный сценарий заставляет человека вести себя так, как если бы он перестал быть самим собой. Такой несчастный следует по опасной дороге, но как будто не придаёт этому значения. Кто-то может схватить